Хранитель. Михаил Павлович Рожков
бывай тогда, – сказал Ручкин, хлопнув детину по плечу, и зашагал прочь в сторону дома.
Его планы на сегодня резко поменялись. Вначале он хотел зайти к Самуилу Степановичу, дабы проверить одно своё предположение, но упоминание Фрола о церкви заставило пересмотреть это решение. Визит к учителю можно и отложить, а вот в церковь следует заглянуть. Информацию нужно собирать по крупицам и не тропить события. В Ручкине наконец проснулся азарт журналиста, дремавший целую неделю. Картина потихоньку начала складываться в пазл.
Зайдя домой, журналист бросил продукты на стол, вырвал из блокнота страницу и дешёвой ручкой, купленной у Зины, написал: «Кто ты и зачем помогаешь?» Если его теория верна, то неизвестный обязательно ответит. Удовлетворившись этим, он покинул дом и направился к церкви.
Отношение к богу и церкви у Петра Алексеевича было неоднозначным. Сам он считал себя православным христианином, но немножко другого течения. Почитал бога и церковь в разумных пределах, а не до слепого фанатизма, как это порой бывает. Сектантские ответвления ему претили, но и официальная церковь не очень нравилась. Не видел он искренности и чистоты души в этих людях. Большинство церквей, особенно в больших городах, насквозь пропахли лицемерием и ложью. И веры в них не было ни на грош. Ручкин с детства на уровне интуиции чувствовал фальшь, и поэтому, приходя в именитые храмы, сплошь раскрашенные в золото, общаясь с церковнопреклонёнными, видел: веры в них нет ни капли. Если ты приверженец своей веры и определенных убеждений, то стой на этом до конца. А занимать гибкую позицию, быть и нашим, и вашим – это уж явно не тот путь, которому хотел бы подражать Пётр Алексеевич. Вот монахи монастыря Эсфигмен1 были для него примером.
В таких размышлениях журналист и добрёл до церкви. была она небольшая, старая и с виду очень-очень бедная. Выкрашенные в белый цвет стены местами потрескались, двери висели старые, но добротные. Зато окошечки были пластиковые. Над всем этим великолепием возвышался православный крест. Несмотря на возраст и бедноту, здание выглядело ухоженным. Ручкин любил такие, в них чувствовалась какая-то сила. Маленькие провинциальные храмы с небольшим количеством народа он любил больше всего, в отличие от напыщенных налакированных монастырей с толпами псевдоверующих.
Внутри было тихо, и вокруг царил полумрак, немногочисленные иконы висели на стенах, свечи тихо потрескивали. Пахло ладаном. Людей не было, за исключением Анны Серафимовны, которая перекрестилась перед иконой, взглянула на вошедшего Ручкина, что-то пробормотала и ушла.
– Вы помолиться или так, на экскурсию? – раздался внезапно низкий, но очень приятный мужской голос. – Отец Михаил, – представился он.
Отец Михаил был высокого роста и плотного телосложения, с длинной чёрной бородой и такими же волосами. Из-под стёкол маленьких очков смотрели большие умные глаза. Возраста он был глубоко за пятьдесят, но, на удивление, ни одного седого волоса не имел.
– Ручкин, Пётр Алексеевич. И часто к вам на экскурсию ходят?
– Не часто. Да, в общем-то, никогда и не ходили. Раньше и так
Эсфигмен – один из афонских монастырей. Находится в восточной части Афонского полуострова. Конфликт между Эсфигменом и Константинопольским патриархатом, власть которого признает Афон, длится с 1965 года.