Валентин Фалин глазами жены и друзей. Нина Фалина
шись с Москвой (кто знает, надолго ли?), мы вынуждены были приехать в Гамбург.
Раздавшийся поздно вечером здесь, в гамбургской квартире, телефонный звонок взволновал нас. Испытанный друг нелепо-трогательно пытался подготовить к трагическому известию. Из его невнятных фраз было ясно одно: произошло несчастье. С кем? Где? Что? Еще накануне мы разговаривали с домом – ничто не предвещало удара.
Друг так и не смог пересилить себя. Сказать правду выпало на долю моей мамы:
– Веры Васильевны сегодня не стало. У нее случился инсульт. Поддержи, пожалуйста, мужа и передай ему волю покойной – на похороны не приезжать.
Она умирала спокойно, устав от долгой, очень нелегкой жизни, многое повидав на своем веку. Последние ее мысли и заботы были о сыне:
– Валентину нельзя сюда приезжать. Ни в коем случае.
Словно исполнив долг, сомкнула глаза. Навсегда.
На свете нет никого роднее матери. Наше место рядом с нею в минуту прощания. Будь что будет, надо лететь в Москву. Но родственники и друзья, утешая, как могут, выражая соболезнования, просят подчинить чувства обстоятельствам, уверяют, что все тяжкие хлопоты, связанные с похоронами, они примут на себя.
Я признательна им, видя перед собой разом посеревшего и осунувшегося Валентина. Очень боялась за его и без того перенапряженные нервы. Ночами напролет караулила каждый его вздох, зная, что он не может забыться хотя бы в недолгом сне.
Именно тогда возникла мысль написать книгу о моем муже, несправедливо оклеветанном на родине, чтобы люди узнали не только Фалина-политика, но и Фалина-челове-ка. Он многих спасал от произвола и неправедного гнева, в том числе и меня. Настал мой черед. Если те, кого он защищал когда-то и кто ныне на коне, молчат, значит, это должна сделать я.
Со временем мысль окрепла и обрела конкретные формы. Так возник слепок с истории нашей совместной жизни. Все, что здесь написано, – истинная правда, продиктованная сердцем.
Итак, начну. Валентин родился 3 апреля 1926 года в Ленинграде. Второй ребенок в семье, трех лет от роду был перевезен в Москву. Так его сделали москвичом, хотя душой он навсегда остался ленинградцем.
В неполных пять лет пристрастился к чтению: когда дома занимались со старшей сестрой, брат сидел напротив, наблюдал и запоминал. Хорошо, что не выучил алфавит перевернутым. Стремлению к самообразованию, унаследованному от отца, благоприятствовало обширное и разнообразное по составу домашнее собрание книг. Правда, в библиотеке было относительно немного детских изданий. Отчасти сказки заменяли газеты, которые сын серьезно принялся тогда же читать изо дня в день вслед за отцом. Так ребенок окунулся во взрослую литературу с ее нешуточными проблемами.
Валя с отцом Михаилом Михайловичем
В шесть лет уже прилежно корпел за школьной партой. Школа располагалась в церковном храме, который, как и многие другие церкви, перестал в ту пору выполнять свое исконное назначение. Фрески, естественно, были забелены, иконы сняты. На их месте по светским праздникам вывешивались плакаты типа «15 лет царя нет». Но архитектура-то осталась. И это не могло не будить в сознании сомнение: как же так, своды одного здания одинаково вмещают и школу – светоч знаний, и церковь – «источник мракобесия».
По рассказам свекрови, Валентин вообще рано научился задавать серьезные, а порой и неудобные вопросы, на которые не каждый взрослый находил разумный ответ. Так, однажды прогулка с матерью завела его в усадьбу начала века. Все зеркала в вестибюле были разбиты. Такая же участь ожидала беломраморный фонтан, по которому нещадно колотили кувалдой.
– Зачем нужно это рушить?
– Здесь будет детский сад.
Четырехлетний Валентин никак не может понять, для чего уничтожать красоту, разве она помешает детям?
Повзрослев, позволял себе вопросы с более далекоидущим подтекстом. На семинарах по политэкономии в институте донимал доцента Тяпкина просьбой объяснить алогизм положения: деньги есть, а рынка нет.
Крепкая мужская дружба связала на десятилетия Валентина с двумя однокашниками (друзей уже нет в живых). Один, грузин по национальности, живет в Тбилиси. Честный человек, он бросил вызов коррупции. Мафия ответила угрозами извести под корень его семью. Сначала при невыясненных обстоятельствах погиб в дорожной катастрофе отец. Потом убили двоюродного брата. Сыну из охотничьего ружья выбили дробью глаза. Зарезали тещу, сожгли дом бабки. Во время трагического гражданского раскола Грузии мы потеряли его из виду. Что с ним, не умеющим угождать?
Другой друг – профессор-экономист. Знания и трезвость в суждениях побуждали его давать весьма пессимистические прогнозы развития Советского Союза и социалистического содружества лет за пять до их крушения. Увы, желающих прислушаться было мало.
Валя и Рэм Белоусов
С именем друга связана милая смешная история. Когда он родился, в моду вошли имена-аббревиатуры. Так появились Вилены (Владимир Ильич Ленин), Мэлоры (Маркс, Энгельс,