Казан. Джеймс Оливер Кервуд
почти девичьим, хотя она и была уже матерью. Она сама походила на дитя.
Старый Пьер, её отец, сбросив последнюю охапку хвороста и еле переводя дыхание, старался засмеяться.
– Теперь уже всё, ma chérie![1] – сказал он себе в седую бороду. – Там, на равнине, мы чуть было не погибли. Надеюсь, что с нами этого уже не повторится. Но теперь мы устроимся отлично и у нас будет тепло. Ну как? Ты уже больше не боишься?
Он сел рядом с дочерью и ласково стащил мягкий мех, в который был закутан ребёнок, которого она держала на руках. Теперь он мог видеть розовые щёчки маленькой Иоанны. Глаза большой Иоанны, её матери, засветились, как звёзды.
– Это ребёнок нас спас, – прошептала она. – Собаки были разорваны волками в клочья, и я увидела, как они бросились затем на тебя, когда один из них вдруг кинулся к саням. Сперва я думала, что это одна из наших собак. Но это оказался волк. Он прыгнул прямо на нас, но нас защитила медвежья шкура. Он чуть-чуть не вцепился мне в горло, но в эту минуту закричал вдруг ребёночек, и он остановился как вкопанный, всего только в одном футе от нас, и стал смотреть на нас красными глазами. Я могла бы поклясться ещё раз, что это была собака. В одну минуту он отскочил от нас и уже стал драться с волками. Я видела, как он бросился на одного, который уже готовился схватить тебя за горло.
– Это действительно была собака, – ответил старый Пьер, протягивая руки поближе к огню. – Они часто удирают с постов и присоединяются к волкам. Я знаю такие случаи. Моя дорогая, собака – всегда собака, всю свою жизнь. Удары, обиды, даже сами волки – никогда не бывают в состоянии изменить их надолго. Это была в стае одна из таких собак. Она прибежала сюда вместе с ними – захотелось отведать крови. Но, встретившись с нами…
– И она вступила в борьбу с волками за нас, – заволновалась молодая женщина. Она передала спелёнутого ребёнка отцу и выпрямилась во весь свой рост, высокая и худенькая, насколько можно было рассмотреть её при свете костра. – Она стала драться за нас и была жестоко ранена, – продолжала она. – Я видела, как эта собака потом еле поплелась отсюда прочь. А что, папа, если она здесь где-нибудь поблизости и умирает?..
Пьер Радисон поднялся на ноги. Стараясь посвистать, он вдруг судорожно раскашлялся. Иоанна не заметила сгустка крови, которая вдруг появилась у него на губах от этого кашля. Она не замечала этого уже шесть дней, пока они ехали от крайнего пункта цивилизации. Именно благодаря этому кашлю и мокроте, которой он сопровождался, Пьер и старался ехать скорее, чем ездили обыкновенно.
– Я уже думал об этом, – сказал он. – Эту собаку здорово искусали, и я не думаю, чтобы она ушла далеко. На-ка, возьми маленькую Иоанну и посиди с ней у огня, пока я вернусь.
Луна и звёзды ярко светили, когда он вышел в долину. Невдалеке от опушки леса, на том месте, где час тому назад волки напали на него и его дочь, он на минуту остановился. Ни одна из его четверых собак не осталась в живых. Весь снег был окрашен их кровью, и их трупы там же и валялись, где их загрызли волки.
Мой дорогой (