Хватка мертвеца. Григорий Кроних
мог ехать Валерий Миронович воскресным утром?
– Не знаю.
– Если предположить, что смерть Борзова не связана с делами, то с чем?
– Не знаю.
– Он был азартным человеком?
– Игры и риска ему хватало в работе. Вот брат его – бездельник, тот всю жизнь играет.
– А не было ли у Валерия Мироновича привязанностей, которые…
– Личную жизнь своего компаньона, да еще трагически погибшего, я обсуждать не намерен.
– Но мы…
– Извините, – Виктор Игнатьевич глянул на часы и поднялся со стула, – я больше не располагаю свободным временем.
– Конечно, конечно, – улыбнулся Круглов, жестом успокаивая лейтенанта. – Не смеем более задерживать. Будьте добры, пропуск.
Александр Иванович расписался в бумажке, и Соломеин с достоинством покинул кабинет.
– Ну и гусь, – сказал Ильин. – Он же ничего, по сути, нам не рассказал.
– И не расскажет, – майор достал сигарету и с наслаждением закурил. – Соломеин из тех людей, кто даже при плюгавом росте норовит смотреть поверх голов. Если мы не найдем ничего против него лично, то он и сюда-то больше не явится.
– А мы найдем?
– Надеюсь, что нет, – пожелал мудрый Александр Иванович. – С таким клиентом хлопот не оберешься.
– Значит, его оставим в покое и начнем разрабатывать других подозреваемых? – не понял Ильин.
– Ни в коем случае, – Круглов бросил окурок, – разрабатываем всех, пока не убедимся, что Борзов, упокой его душу, засмотрелся на проходящую девочку и въехал в столб случайно. Доложи, что ты там на Соломеина нарыл?
– В офис, – бросил Соломеин шоферу, устраиваясь на заднем сиденьи «Мерседеса» – близнеца Валериной машины. Он терпеть не мог привычку совноменклатуры ездить впереди, что по-западному означает – на месте телохранителя. Борзов тоже всегда лез вперед, и, когда они ехали вместе, разговаривать приходилось в затылок. Виктор Игнатьевич удобно уместился в уголке и замер. Ему предстояло настроиться на разговор с неприятным типом. Алексей Николаевич был обезоруживающе вежливым и необъяснимо опасным. Его тихий голос подавлял все вокруг. Рядом с ним Соломеин чувствовал себя, как иногда с Борзовым, неуверенно.
Виктор Игнатьевич родился в Новосибирске и тут же прожил всю жизнь. Учился в новосибирском филиале Свердловского юридического университета. Папа-прокурор в столицах особых связей не имел, и там устроить сына не смог. Витя пообижался, конечно, но потом решил, что пользоваться надо тем, что бог послал. По учебе помощь ему не требовалась, а при распределении пришлось постараться. Виктор пошел по стопам отца и стал помощником прокурора. Но слишком явный карьеризм оттолкнул от него коллег, а попытки подсидеть начальство пошли прахом. Соломеина из прокуратуры уволили по сокращению штатов. Виктор Игнатьевич отпустил усики и стал адвокатом.
На новом поприще звезд не хватал, зато завел множество полезных знакомств. И когда разразилась перестройка, он уже был готов предпринять новую попытку стать в жизни хозяином. Но созданный им