Последнее слово. Книга первая. Людмила Гулян
небытия его вырвали грубые прикосновения и громкая мужская речь на гаэльском. Уильям попытался было отмахнуться от чужих рук, но его довольно бесцеремонно встряхнули. Приступ невыносимой боли, буквально насквозь пронзившей измученное тело, полностью привел его в сознание. В этот раз он не сдержал стона; с трудом разлепив невероятно отяжелевшие веки, различил перед собой заросшее черной бородой лицо, хмурое и неприветливое. Кособокая, небрежно сколоченная дверь за спиной мужчины была распахнута, впуская внутрь сарая блеклый свет пасмурного дня; за ней под свинцово-мрачным небом виднелось подворье, на котором копошились куры.
Визитер был не один: двое других крепко удерживали его за плечи, не позволяя двигаться. Уильям сконцентрировался на коленопреклоненном возле него бородаче, который возился с его бедром; скосив глаза вниз, понял, что тот меняет повязку. Мужчина причинял ему сильную боль, но он терпел, молча, напрягшись и крепко стиснув челюсти. Бородач знал свое дело: быстро и умело он обмыл рану, смазал ее какой-то остро пахнущей мазью и наложил новую повязку.
День был сырой и промозглый, но Уильям не чувствовал холода; с висков его скатывались частые капли пота, влажная рубаха прилипла к спине. Все вдруг стало расплываться перед его глазами; предметы утеряли четкость, и назойливо бубнящие голоса переговаривавшихся рядом людей отдалились.
Возникшая в дверном проеме фигура на мгновение заслонила собой полосу света. Вошедший, приблизившись, склонился над Уильямом; уже теряя сознание, он понял, что это была женщина – юная и ангельски прекрасная.
* * *
Рана затягивалась, хотя он все еще не мог ступать на больную ногу. По распоряжению хозяина для него в углу сарая соорудили некое подобие постели: на сложенные доски набросали старых одеял, так что от ночной прохлады он худо-бедно был защищен. Кормили утром и вечером: когда хозяин, когда хозяйка – крепко сбитая, полная женщина с сурово насупленными бровями на круглом веснушчатом лице. Они не разговаривали с ним, только оставляли на неровно утоптанном земляном полу миску с варевом и кувшин с водой.
Уильям равнодушно принимал их заботу, понимая ее подоплеку: они собирались продать его. Или использовать в качестве раба, позарившись на его рост и недюжинную силу: тогда, в сражении, обороняясь до последнего, он уложил не одного противника, и шотландцам удалось взять его только после того, как один из них, изловчившись, свалил его с коня сильным ударом копья в бедро – оружие попало в незащищенное место, чуть ниже разреза на кольчуге.
Хозяин, тот самый чернобородый, неоднократно пытался выведать его имя, но он отмалчивался, притворяясь, что не понимает гаельского, которым владел свободно: большая часть жителей Нортумберленда, столетиями представлявшего собой яблоко раздора меж английской и шотландской коронами и переходившего из рук в руки,