Банкир. Петр Катериничев
или еще по чему… По лицу – не разобрать, в месиво лицо-то раздробило. – Серый облизал губы. – И еще – кольцо у него на пальце, с красным камнем… Густого такого цвета, будто кровь запеклась… Уж в дом-то мертвяка мы тянуть не стали – на что тебе… – Мужик помолчал чуток. – Продрогли – мочи нет. Кабы не простудиться…
Старик встал, набросил штормовку, обмотал ноги портянками, сунул в сапоги, прошел в дом, появился с оплетенной бутылью, молча налил в граненый стаканчик темной жидкости:
– Грейся.
Серый пригубил, поперхнулся:
– У-е-е…
Выдохнул, ухнул весь стаканчик залпом, занюхал ржаным сухариком, просветлел разом:
– Благодать-то какая… Это че ж такое будет?
– Виноградная водка.
– А по оборотам она сколько?
– Не замерял.
– В голову сразу пришла. И в грудях – тепло, словно солнышко разлилось.
Градусов семисят, не меньше. Никак не меньше.
– Может, и так.
– А идет легко. Что твой нектар.
– Да веди уже!
– Надо бы и Коляну нацедить. Промерз он там, поди, до костей.
Старик сунул в карман лафитник, подхватил бутыль:
– Пошли.
К морю спустились скоро, по прорубленной в твердом грунте лесенке, укрепленной дощечками.
– Да вы что там, чаи гоняли, мать вашу! – Колян глядел так, словно вместо приятеля со стариком увидал двух припонтийских кентавров. – Шевелите граблями-то!
– Ты чего шумишь? Покойника побудишь!
– Да живой он!
– Че-го?
– Живой!
– Он же холодный был совсем!
– Ты в такой водице полежи – такой же станешь! Я тут его двигать стал, чтобы, значит, положить сподручнее, оскользнулся, да прям на грудь ему и упал.
И чувствую – дышит! Ухо приложил – вроде и сердце техается, только едва-едва.
– Ну-тка замолкните. Оба, – строго велел старик. Нагнулся, приложил ухо к груди.
– Ну что? Бьется?
Вместо ответа, старик уложил человека на спину, несколько раз сильно, ритмично надавил на грудь, развел руки, свел, снова надавил, набрал в легкие воздуха и начал делать искусственное дыхание.
– Вот дает дед, а, Серый? А ведь он же жмурик был, сдохнуть мне на месте!
Старик сидел над лежащим человеком, по лицу обильно катился пот.
– Дышит, Серый, дышит…
– Дед, так он чего, ожил?
– Ожил, ребятушки, ожил. Берись – и в дом. Живо!
– В кабака-а-ах зеленый штоф, синие салфе-е-етки, рай для нищих и шутов, мне ж – как птице в клетке-е-е… – хрипло тянул крепко уже принявший Колян, уставив локти в стол…
…Мужика занесли в комнату, уложили на широченный топчан. Старик натер его сначала крепчайшей виноградной водкой, потом каким-то снадобьем из баночки, укрыл жестким шерстяным одеялом:
– Даст Бог – оклемается…
– Ишь – мужик здоровущий, а руки – как у барина… И перстень – что огонь… – вздохнул Серый.
– Этому все «гайка» покою не дает! А по мне бы – вина красного да бабу рыжую! – гоготнул