Снайперы Сталинграда. Владимир Першанин
земляном полу без малого двое суток. Раньше выбраться не было возможности.
Наверху ходили, разговаривали немцы. Шарили по своей привычке, искали окруженцев, оставленное жителями барахло. Спасло ребят то, что сильный физически Андрей сумел подтянуть несколько обгорелых досок и хоть как-то замаскировать крышку.
После долгой ходьбы нестерпимо хотелось пить. Может, надо было вытерпеть, но обнаружили кадушку с осклизлыми мягкими огурцами и накинулись на них от голодухи и жажды, запивая огурцы заплесневшим рассолом.
На второй день всем четверым сделалось плохо. Соль забила гортань, нестерпимо пекло в желудке. Говорить не могли, потому что распухли языки, а губы, изъеденные солью, лопались и сочились кровью. Терпели. Хлебали остатки рассола, чтобы не задохнуться.
А когда соленая жижа кончилась, рванули из погреба напролом. Повезло, что в полусгоревшем хуторе остались лишь двое немцев с радиостанцией на мотоцикле. Андрей бежал к ближнему из них. Хотел крикнуть: «Руки вверх!» или «Хенде хох!», но из сожженной солью гортани доносилось лишь мычание.
Немец, несмотря на жару, был в каске. Перехватив винтовку, Андрей сбоку ударил с такой силой, что разлетелся на куски приклад, а у радиста смяло, раскололо обе челюсти. Второй фриц успел вскинуть автомат, но на него навалились сразу трое. Одного прошило через живот длинной очередью, но двое других красноармейцев молотили фрица прикладами, думая в этот момент только о воде.
Выхлебали трехлитровую флягу, вырывая ее друг у друга. Приятеля Андрея вырвало желчью. Ермаков и другой приятель почувствовали себя лучше. Кое-как завели мотоцикл, разбили рацию и двинулись в сторону Дона. Останавливались у каждого пруда или речушки, снова пили, а ночью кончился бензин. Мотоцикл бросили, двинулись дальше пешком, но вскоре умер еще один товарищ, видимо, соль сожгла желудок.
Когда вышли к своим, проверками их долго не мурыжили. Оба с оружием, в том числе, с трофейным МП-40, документы убитых захватили. Все в порядке, шагайте в строй. Автомат отобрали (не положено!), зато покормили. Холодную кашу проталкивали в глотку едва не со слезами. Снова трескались, кровоточили губы, лохмотьями покрылись языки. Но это ничего. Фельдшер прописал полоскать рот содой, и вскоре раны зажили.
А тот подвал Андрею снился еще долго. Ночью перехватывало дыхание, кричал со сна, почти наяву ощущая, как соль прожигает гортань. Жадно хлебал воду из фляжки, с которой никогда не расставался, и понемногу успокаивался.
Ермаков пристрелял за насыпью полученную трехлинейку. Хорошо, если бы снайперскую винтовку выдали, но приходится воевать, чем есть. Севернее, ближе к заводу «Красный Октябрь», не стихала орудийная пальба. Над огромным облаком дыма кружили две пары «мессершмиттов», наверное, вели огонь по каким-то целям, но непрерывный гул орудийных выстрелов, взрывы снарядов перекрывали все звуки.
От каждого подразделения требовали активной обороны, атак, которые заканчивались огромными жертвами. Ничего – за долгую октябрьскую ночь подвезут новое пополнение,