Сталинградская мясорубка. «Погибаю, но не сдаюсь!». Владимир Першанин

Сталинградская мясорубка. «Погибаю, но не сдаюсь!» - Владимир Першанин


Скачать книгу
один день центр города был практически уничтожен. Мы еще несколько дней работали в горящем Сталинграде. Погиб санитар, были ранены и контужены еще несколько наших сотрудников. Насмотрелась за эти дни столько всего – вспоминать страшно. И обугленные трупы, вплавившиеся в асфальт, матерей с убитыми детьми, искалеченных, без руки или ноги. Шок от первого дня прошел, и я уже спокойно выполняла свою работу. Надо было спасать людей.

      Вскоре нас эвакуировали на левый берег Волги, в поселок Среднюю Ахтубу, километрах в двадцати от Сталинграда. Здесь я работала операционной сестрой. Если спросите, по сколько часов в сутки работали, то, пожалуй, и ответить не смогу. Шел сплошной поток раненых. Выглянешь из палатки – уже вечереет, затем наступала ночь, а хирурги продолжали оперировать. Ну, и мы всегда возле них. Спали урывками, на ходу перекусывали. Осень была самым тяжелым временем в обороне Сталинграда, мы это чувствовали на себе.

      Впрочем, и в феврале, когда меня перевели в медсанбат № 32 27-й дивизии 62-й армии, стало не легче. Медсанбат располагался на окраине Сталинграда. В самом городе армия Паулюса уже капитулировала, но наши войска вели наступление, и поток раненых не уменьшался.

      Я снова работала операционной сестрой у капитана-хирурга. Фамилии не запомнила, было ему лет тридцать, звали Григорий Иванович. Он специализировался на раненных в брюшную полость. А это же такие опасные раны! Не зря бойцы больше всего ранения в живот боялись. Мол, если поймаешь осколок или пулю в живот, то все, конец тебе.

      Григорий Иванович был, что называется, хирург от Бога. Извините, что все эти детали описываю, но такая у нас была работа. Привезут парня, а у него кишечник пулей в трех-четырех местах пробит. Да еще проблема была, что, пока доставят, несколько часов пройдет. Загноение начинается, содержимое кишок вместе с кровью брюшную полость заливает. Григорий Иванович подмигнет, подбадривая меня: «Ну что, Лизавета, начнем».

      По три, по пять часов сложные операции длились. Вырезал Григорий Иванович целые куски, скрупулезно сшивал кишки, чтобы ни малейшего отверстия не осталось. Я поначалу не верила, что с такими тяжелыми ранами человека спасти можно. А ведь спасали!

      Наложим шов, боец отходит от наркоза, его увозят. А Григорий Иванович закуривает папиросу, идет вдоль лежащих в ряд раненых, смотрит, кого в первую очередь оперировать.

      Для посторонних картина удручающая. Лежат в основном мальчишки 19–20 лет, редко кто старше. В телогрейках, шинелях, валенках, с которых стаивает замерзшая глина (в Сталинграде в основном глинистая почва). Одни, совсем без сил, едва равнодушно приоткрывают глаза, когда мы осматриваем раны. Другие держатся крепко, с надеждой смотрят на хирурга. Кто-то без сознания. Лица, покрытые копотью, засохшей кровью, крупные капли пота.

      Очередь тянется на улицу. Несколько человек, укрытые полушубками и двумя-тремя одеялами, лежат на истоптанном снегу. Я обращаю внимание на мальчишку лет восемнадцати. Лицо серое, безжизненное, но он еще дышит, зажимая ладонями бок. Откидываю одеяла, полы шинели. Под


Скачать книгу