Квадратное время. Павел Дмитриев
Минске кожевенный заводик аж с целыми пятнадцатью рабочими, и это стало натуральным проклятием для сына. Сначала – сразу после национализации – Данцигер удрал в Пермь, устроился в какой-то кооператив, но там быстро вынюхали его торговое происхождение и выперли. Голодал, пристроился к какому-то кустарю выделывать кожи. Через полгода кустаря посадили за спекуляцию – скупку кож скота, но Семен Павлович сумел сбежать в Новороссийск и пристроиться грузчиком. На профсоюзной чистке какой-то комсомолец выскочил: «Так я же его знаю, у его отца громадный завод был». Выгнали и посадили за сокрытие классового происхождения. Отсидел полгода, уехал в Петроград и устроил кооперативную артель «Самый свободный труд»…
Вот тут-то его и арестовали за дачу взятки{34}.
Сперва этот «великий комбинатор» пытался обойтись внушением, наверное, в его голове просто не укладывалось, как молодой парень может сломаться из-за такой малости, как старик-учитель. Тогда как он сам сумел пережить куда более страшные удары судьбы: смерть родителей от болезней – а скорее от неустроенности и плохого питания, – гибель воевавшего за белых брата и еще многое, накопившееся за десяток лет борьбы за существование. Но, осознав тщетность простого пути, Семен Павлович немедленно изобрел иной сильный ход. А именно, поселил рядом со мной новенького – веселого, жизнерадостного сверстника, студента-филолога Диму Лихачева{35}, попавшего в Шпалерку за шуточную поздравительную телеграмму от имени папы римского.
Банальный стыд оказался куда сильнее логики и здравого смысла. Он живо вышиб из моих мозгов тоску, заставил очнуться и привести себя в порядок.
Жаль, что уже через несколько дней наша зарождающаяся дружба оборвалась навсегда – Кукушка наконец-то добралась до меня.
– Обухов, в канцелярию! – однажды долбанул сапогом по решетке надзиратель. – Подымайся, тута, знаешь ли, ждать страсть не любят!
Он сопроводил меня в комнату, где я наконец-то смог убедиться, что облик легендарной канцеляристки как нельзя лучше соответствует прозвищу. Впрочем, голос у нее оказался, наоборот, сильным и приятным.
– «Слушали: дело гражданина Обухова Алексея Анатольевича, по обвинению его в преступлениях, предусмотренных статьей 58-11{36}, – скороговоркой прокуковала она шаблонный текст. – Постановили: признать виновным в преступлениях, предусмотренных указанной статьей, и заключить его в концентрационный лагерь ОГПУ{37} сроком на три года. Дело сдать в архив». Распишитесь…
Кукушка положила бумагу на стол, текстом вниз. Я потянулся перевернуть, прочесть приговор своими глазами.
Надзиратель резко одернул:
– А ну, не задерживай, у меня нет времени с каждым валандаться!
– Мне по этой бумаге три года жить, – возразил я, все же переворачивая злосчастный документ.
– Напрасно сомневаешься, Обухов, – злобно скривилась канцеляристка, отчего из страшненькой превратилась в настоящую кикимору. –
По УК РСФСР 1922 г. взятка считалась контрреволюционной деятельностью, соответственно наказывалась «вплоть до расстрела».
Д. С. Лихачев – чл. – корр. АН СССР по Отделению литературы и языка, действительный член многих зарубежных академий. Во время учебы в Ленинградском университете участвовал в шуточном кружке «Космическая Академия наук». Арестован 8 февраля 1928 г., в октябре 1928 г. получил по ст. 58-11 пять лет лагерей.
Статья 58-11: «Всякого рода организационная деятельность, направленная к подготовке или совершению предусмотренных в настоящей главе преступлений, приравнивается к совершению таковых и преследуется уголовным кодексом по соответствующим статьям».
Только 27 июня 1929 г. Политбюро переименовало концентрационные лагеря ОГПУ в исправительно-трудовые. То есть до этого момента слово «концлагерь» использовалось вполне официально.