Языковые средства актуализации категории «безличность». О. А. Березина
определяют семантику главного члена подобной структуры – сказуемого. Также категорию безличности рассматривали как субкатегорию в составе более широкой (общей, универсальной) семантико-синтаксической категории личности-безличности, характеризующейся отнесением субъекта предложения к какому‐либо предмету во внешнем мире и степенью выделенности этого предмета в пространстве и времени [Степанов 1990, с. 272]. В некоторых исследованиях безличность рассматривается как субкатегория по отношению к более общей категории субъективности, или персональности, характеризующей участников обозначаемой ситуации по отношению к участникам ситуации речи [Бондарко 1991 (b); Химик 1986]. В данном направлении исследований «<…> семантика форм безличности представляет дальнюю периферию поля персональности, <…> где признаки персональности отчасти размыты» [Бондарко 1991 (b), с. 5]. Как правило, все исследования безличности как категории, объединяющей определенный репертуар разноуровневых средств, строились на анализе т. н. безличных предложений как основного средства актуализации смысловых аспектов данной категории.
В исследовании безличности наметилось несколько основных направлений исследовательских парадигм (условно назовем их следующим образом: лингвокультурологическая, семантико-синтаксическая и типологическая парадигмы) и ряд более частных направлений. Рассмотрим их подробнее. Во-первых, сталкиваясь с разнообразием безличных конструкций в некоторых языках, ученые часто склонны искать причины этого явления не в истории и системе самого языка, не говоря уже о закономерностях когнитивных процессов, а в экстралингвистических факторах: специфических культурных традициях, своеобразии менталитета народа и т. п. (см. [Вежбицкая 1999; Тарланов 1999; Тер-Минасова 2003; Трестерова 1999] и др.). То есть, бóльшая часть современных исследований категории безличности и особенностей безличных предложений проводится в русле лингвокультурологии, и это направление имеет давнюю историю, основываясь на некоторых выводах А. А. Потебни. Так, богатство и разнообразие безличных конструкций в русском языке, по мнению лингвиста, свидетельствует о том, что язык отражает преобладающую в русской культурной традиции тенденцию рассматривать мир как совокупность событий, не поддающихся человеческому контролю и пониманию, что язык отражает «мифологичность» русского сознания [Потебня 1958]. А. Вежбицкая, рассматривая безличность в сопоставительном аспекте, пытаясь найти параллели между флективным русским и аналитическим[8] английским языками, видит в безличности некую «неконтролируемость и иррациональность» русского менталитета, «общую пациентивную ориентацию» русского синтаксиса, которая якобы является следствием взгляда на мир как на совокупность событий, не поддающихся ни человеческому контролю, ни человеческому разумению [Вежбицкая 1996, с. 55–76]. Однако, в рамках данного подхода выявляются и иные концепции. В безличных предложениях также видят отражение идей
В силу этого синтаксически и морфологически скудным.