Случай в Семипалатинске. Николай Свечин
Чин чином, с ведома и согласия властей. Обаял всю Калькутту, пел романсы вице-королю Индии лорду Кёрзону, а в перерывах между светскими раутами трудился. Ревизовал агентурную сеть, созданную мною много лет назад, а также приобрел несколько новых агентов. И ребята ничего не сумели ему противопоставить.
Лыков посмотрел на подполковника по-новому, но спросил о своем:
– А что мой сын? Ты сказал, Николка был причастен к вашим шпионским безобразиям.
– Сейчас дойду и до него, – пообещал генерал-майор. – Я рассказывал про захват Тибета. Так вот, другие великие державы объединились против британцев: уж очень нагло те действовали и пролили много крови. И к тому же в Лхасе никаких русских пушечных заводов, разумеется, не нашли, это была обычная газетная ложь.
В итоге вышел скандал, к которому приложила руку и русская дипломатия. В кои-то веки у Певческого моста хватило духу пожурить Уайтхолл[15]. Британцам пришлось очистить Тибет и вернуть формальный контроль над ним китайцам. Правда, они оставили себе широкие коммерческие преференции, но в целом проиграли партию. В отставку вылетели и Юнгхесбенд, и даже сам Кёрзон. Как шутку сообщу, что вице-короля обвинили «в копировании неприемлемых методов российской дипломатии».
Вот такой был расклад в «Большой Игре» к концу войны с японцами. То мы англичан, то они нас… Как только захватчики очистили Лхасу, туда сразу же проник наш человек, подъесаул Уланов. С ним были еще россияне из калмыков: даосский военный священнослужитель Ульянов и урядник Шарапов. Но китайцы приняли меры. Подъесаул в дороге заболел какой-то загадочной болезнью и умер. Шарапов уже в Лхасе выпал из окна и покалечился… Остался один Ульянов. Он навел-таки мосты с заместителем Далай-ламы Голданом Тива-Рамбуче. Тот заявил, что народ Тибета ненавидит и англичан, и маньчжуров, потому готов переметнуться куда угодно. Сам Далай-лама Тринадцатый, напомню, пережидал войну в Урге, в обществе Доржиева. К нему прибыл уже упоминавшийся Козлов, речь снова шла о переходе Тибета под российский протекторат. Разведчики поддерживали постоянную переписку между собой, а значит, и между двумя ламами. Решался важный вопрос: быть ли Тибету нашим. Ключевым звеном той переписки являлся третий человек, паломник, обосновавшийся на севере Тибета. Это и был твой Николай. Четыре месяца он провел в горах, в постоянной опасности, что его обнаружат или британцы, или китайцы. Но обошлось.
– Погоди, – перебил генерала коллежский советник. – Нельзя так долго выдавать себя за паломника. Тебя же раскроют! Надо знать обычаи, язык, уметь не выделяться…
– Николай Алексеевич все это умеет, – пояснил Снесарев. – А к языкам у него вообще способности не хуже моих. Четыре уже знает в совершенстве и учит пятый. А может, шестой.
– Четыре?
– Вспомнил: пять!
– Хм.
Таубе успокаивающе махнул рукой:
– Я уже заканчиваю свой доклад. Тебе важно знать, что с Тибетом у нас ничего