Избранные труды по русской литературе и филологии. Евгений Тоддес
по-итальянски и французски, господин подмастерье Лежандр говорил по-немецки, а министр Волков понимал и уже тогда докладывал герцогу Ижорскому») и содержащем такую игру, как «искусство – штука» (Лежандр «знал польское слово – штука, обозначающее: искусство»), «де Каравакк – Коровяк» (ср. примеры превращения европейских фамилий в русские во вступлении к «Ганнибалам» – Сб. ЖЗЛ. С. 206) и т. д.; имя и титул Меншикова проходят многократное остранение в том же ключе («Данилыч, герцог Ижорский», «Данилыч, князь Римский», «дук д’Ижора»).
Культурно-исторический диапазон «западно-восточной» сюжетики лишь отчасти совпадал с диапазоном работ Тынянова по истории литературы, а отчасти выходил далеко за его пределы. Кроме названных намечались такие сюжеты, как «Герберштейн», «Олеарий», «Берхгольц», «Казанова в Петербурге», «Меттерних о России», а с другой стороны – «П. Толстой в Италии», «Братья Каржавины в Европе», «Карамзин в Париже», «Тютчев в Мюнхене», «Огарев в Лондоне» («Огарев и Мэри Сэтерленд»), наконец, «Эренбург». Сюда же Тынянов намеревался отнести собственные заметки о заграничной поездке (осень 1928 г. – нач. 1929 г.): «Записная книжка. Литва, Латвия, Берлин, Прага»358. Но «Восток и Запад» – это не только Россия и Европа, но и – Россия и Азия. В числе восточных тем: «а. Разговор о Грибоедове. б. Афанасий Никитин. в. Восточные люди о России». Предполагались консультации у востоковедов, в том числе у Е. Д. Поливанова (по поводу восточных цитат и реалий у Грибоедова и Пушкина Тынянов обращался и к И. Ю. Крачковскому).
Среди перечисленных замыслов есть такие, которые связаны с излюбленными тыняновскими героями и понятны без пояснений. В связи с «Восковой персоной» и «Королем Самоедским» понятно и появление таких имен, как Ф. Берхгольц – автор «Дневника», считающегося одним из основных источников изучения петровской эпохи, П. А. Толстой – автор записок, сходных по времени создания и жанру с «Журналом путешествия…»359. Но в тыняновских планах эти имена фигурируют не как обозначения источников (хотя и подразумевают их), а именно как обозначения сюжетов – возможных составляющих цикла «Восток и Запад». С. Герберштейн, своими «Записками» познакомивший Европу с московским государством, – одно из самых хронологически удаленных (первая половина XVI в.) имен в замысле цикла, И. Эренбург – наиболее приближенное. Это имя покрывало, без сомнения, не только биографически-бытовые факты, но и определенное литературное явление, о котором Тынянов писал в критических статьях 20‐х гг., характеризуя положение прозы360. Но особенно должен был интересовать Тынянова Адам Олеарий и его знаменитое описание путешествия в Россию и Персию. В «Смерти Вазир-Мухтара» (гл. ІХ, 6) повествователь сравнивает Грибоедова на приеме у шаха с «Олеарием перед царем московским», а «позолоченный Наполеон стоял под стеклянным колпаком по правую руку шаха и мрачно смотрел на происходящее». В этой сцене представлены
Автор напечатал только один фрагмент из этих заметок – «Два перегона» (Литературная газета. Однодневная газета ко Дню печати. 1929. 2 мая). [Подробнее см. наст. изд. С. 196–201. –
Путешествие стольника П. А. Толстого. 1697–1699 // Русский архив. 1888. № 1–2.
«Массовым производством западных романов занят в настоящее время Илья Эренбург. <…> Эренбурга читают так, как ходят в кинематограф. Кинематограф не решает проблемы театра. Теневой роман Эренбурга не решает проблемы романа» (ПИЛК. С. 153, 155).