Алхимия советской индустриализации. Время Торгсина. Елена Осокина
или близость к власти, наряду с индустриальной важностью потребителя, играли огромную роль в системе централизованного пайкового снабжения. Представляя государство, высшая партийная и государственная элита, по советской терминологии – номенклатура, назначила себе лучшее снабжение. Вслед за французским королем Людовиком XIV советская номенклатура могла повторить: «Государство – это я».
Самым лучшим в стране был не паек красноармейца или индустриального рабочего, как то утверждала пропаганда, а спецпаек литеры «А». Его получали высшие партийные и советские руководители – верхушка ЦК партии и ЦК ВЛКСМ, руководство ЦИК СССР и РСФСР, СНК СССР и РСФСР, ВЦСПС, Госплана, Госбанка, наркомы и их замы в союзных и российских наркоматах, семьи всех перечисленных, а также советские дипломаты и ветераны революции, жившие в Москве. Затем следовал спецпаек литеры «Б», который получали следующие за высшим эшелоном власти в тех же главных партийных и правительственных организациях. Спецпайки «А» и «Б» отоваривали в спецраспределителях руководящих и ответственных работников. Спецснабжение полагалось также высшей военной и академической элите.
Крестьяне – более 80% населения страны – оказались на самом дне в иерархии государственного снабжения. Они не получали пайков от государства12 и должны были обеспечивать себя из личных или колхозных ресурсов. После выполнения планов государственных заготовок колхозы распределяли оставшийся урожай между колхозниками в соответствии с количеством трудодней, то есть дней, отработанных на колхоз. Государство посылало в деревню товары, главным образом для того, чтобы стимулировать заготовки: промтовары для сдатчиков хлеба, хлеб – для сдатчиков технического сырья. Так, в заготовительную кампанию 1930 года за сданную государству тонну табака крестьянин мог купить от 300 до 700 кг хлеба из государственных фондов.
Неравенство крестьян по сравнению с теми, кто работал на государственных предприятиях, состояло не только в негарантированности государственного снабжения, но и в его дороговизне. Так, в начале 1930‐х годов за сданный государству пуд хлеба крестьянину разрешали получить государственных товаров на 30–40 копеек. Это значит, что, например, за яловые сапоги, которые государство продавало крестьянину за 40 рублей, он должен был сдать государству от 100 до 130 пудов хлеба. В случае невыполнения колхозами планов государственных заготовок правительство могло снизить или вовсе остановить поставки продовольствия и товаров. Снабжение, а точнее неснабжение, становилось средством государственного наказания и принуждения.
В иерархии государственного снабжения город властвовал над деревней, а среди городов абсолютно лидировала Москва. Она была не только столицей, но и индустриальным центром и местом сосредоточения высшей номенклатуры. В начале 1930‐х годов население столицы составляло около 2% всего населения страны, но Москва
Паек не получали и лишенные избирательных прав, так называемые лишенцы. В их числе были представители «эксплуататорских классов» царской России и предприниматели, которые во времена нэпа использовали наемный труд.