Фамильный узел. Доменико Старноне
ее войти.
– Эй, красавчик, – обратилась она к коту, – как тебя зовут?
– Лабес, – ответил я.
– Что это за имя?
– Это значит «наказание».
Девушка рассмеялась, наклонилась и погладила Лабеса.
– С вас двести десять евро, – сказала она.
– А разве не двести пять?
Она покачала головой, продолжая ласкать кота, щекотала его под подбородком, шептала ему какие-то дурацкие словечки. Затем, не меняя позы, заговорила со мной с профессиональным спокойствием человека, привыкшего ходить по домам и умеющего успокаивать пожилых людей, которые пугаются, когда к ним стучится в дверь кто-то чужой. Откройте коробку, сказала она, возьмите чек, и вы увидите, что там стоит цифра двести десять. И, все еще лаская кота, с любопытством заглянула через дверь в кабинет:
– Сколько книг!
– Они нужны мне для работы.
– Хорошая у вас работа. А сколько фигурок и статуэток! Вон тот кубик наверху, такого чудесного голубого цвета, он из дерева?
– Нет, из металла. Я купил его много лет назад, в Праге.
– Какая красивая вещь! – воскликнула она более уверенным тоном. Затем снова показала на коробку: – Откройте и проверьте.
Мне понравились ее блестящие глаза.
– Не надо, все в порядке, – сказал я и дал ей двести десять евро.
Она взяла деньги, дала мне полезный совет и попрощалась с котом:
– Не утомляйте себя долгим чтением. До свидания, Лабес.
– До свидания, спасибо, – ответил я.
Вот и все, что было, не больше и не меньше. Через несколько минут из кухни пришла Ванда в своем длинном, почти до полу, зеленом фартуке. Открыла коробку, вставила вилку в розетку, убедилась, что мотор работает. А я тем временем взглянул на чек и понял, что девушка обманула меня.
– Что-то не так? – спросила Ванда: она всегда замечает у меня перемену настроения, даже когда занята чем-то другим.
– Мне сказали, что я должен заплатить двести десять евро.
– И ты заплатил?
– Да.
– Я же тебе говорила, что это стоит двести пять!
– Не подумал бы, что такая, как она, может надуть.
– Это была женщина?
– Девушка.
– Симпатичная?
– Ну, как тебе сказать…
– Просто чудо, что она сумела вытянуть у тебя только пять евро.
– Пять евро – не такая уж крупная сумма.
– Между прочим, на старые деньги пять евро – это десять тысяч лир, – сказала жена.
И, плотно сжав губы, как бывает, когда она сердится, начала изучать руководство по эксплуатации аппарата. Ванде очень трудно расставаться с деньгами. Всю жизнь она была одержима страстью к экономии, и даже сейчас, когда у нее подагра, готова наклониться, чтобы подобрать в уличной грязи мелкую монетку. Она из тех людей, которые не упускают случая напомнить (прежде всего самим себе), что один евро – это две тысячи лир и что если пятнадцать лет назад можно было пойти в кино вдвоем, заплатив двенадцать