Слёзы чёрной речки. Владимир Топилин
руки и зазывали на ночлег в любой из двух больших бараков.
Кто-то снимал с лошадей седла, кто-то накрывал мокрые спины уставших животных теплыми потниками, загонял их в небольшой пригон с летней, тесовой конюшней. Трое старателей тащили огромные охапки свежескошенной травы. Еще двое разводили едкие дымокуры, которые, обволакивая дымом лошадей, разгоняли мошкару и комаров.
– Андрей, подойди ко мне, – остановил парня управляющий после некоторого раздумья. – Карабин казенный?
– Да. Дядька Федор дал. Завтра хочу на беловскую мочажину заглянуть. Может, зверя добуду, к покосу не помешает, – ответил Андрей.
– Вот что я скажу. Поставь его на ночь в склад. Не дай бог, кто по пьянке стрелять возьмется! Пьяный старатель – дурак! Ничего не понимают. Затеют драку – и до смертоубийства. Мне потом отвечать. Утром пойдешь – заберешь. Если меня не будет, знаешь, где ключ висит. Впрочем, Тимоха все равно будет склад охранять, – проговорил Кузьмич и прикрикнул на сидевшего у склада на кедровой чурке часового: – Тимоха, сучий кот! Выпьешь стопку – под суд отдам!
Тимоха вальяжно встал и блаженно развел руками:
– Обижаешь, начальник. Как можно! Я же знаю, что там не только продукты лежат…
– Вот-вот, и я про то же! Заснешь – по роже получишь! И пристегни к винтовке штык! И делай так, как положено! Не сиди на чурке! И не кури во время несения караульной службы! Понял?
– Понял, начальник, – угрюмо ответил Тимофей и, взяв за ремень трехлинейку, повесил ее на плечо.
Управляющий убрал карабин Андрея в склад и закрыл бревенчатое помещение на большой амбарный замок.
– Ты смотри, Андрей, с золотарями сильно не пей. А то они напьются – обязательно морду кому-нибудь начистят. Особенно Сохатый – ох и дурак! А может быть, к нам в землянку ночевать пойдешь? – пригласил Кузьмич.
– Я знаю, что сегодня старатели загуляют. А переночевать – так мы с Лехой под елкой. И к лошадям поближе, да и воздух посвежее. Не привыкать!
А в крайнем бараке пчелиным роем гудел собравшийся люд. Торопливо подготавливаясь к непредвиденному празднику, золотари обставляли длинный тесовый стол немудреными яствами, большей частью которых были таежные закуски. Неизменным, повседневным салатом, щедро наложенным в огромную берестяную чашу, в центре стола гордо стояла соленая черемша. На кедровых дощечках, в избытке пойманный в Балахтисоне, лежал копченый, вяленый и соленый хариус. В железных чашках – огромные куски черной медвежатины и нарезанная тонкими ломтиками закопченная на талине красноватая маралятина. Двое старателей в брезентовых рукавицах сняли с костра ведерный жбан пыхавшей перловки. Кашу поставили на каменную печь в бараке и с присущей таежному человеку щедростью бросили в нее солидный, килограммовый кусок топленого коровьего масла.
От предлагаемых угощений Леха едва не подавился слюной. Проголодавшись за день тяжелого перехода, он схватил деревянную ложку и хотел наброситься на еду. Однако, посмотрев на терпеливо ожидавших торжественной минуты мужиков,