Воздушный колокол. Книга стихов. Елена Игнатова

      …звали его Китом,

      шел с приятелем, тот…

      Посмотри, как время нас выдает,

      я хочу сказать – бремя

      слепорожденной жизни не позорней иных,

      смерть во дворе-колодце, на глазах у старух —

      новое поле брани.

      Дослужась до шиша в кармане,

      мы, заложники вечности, как утверждал поэт, —

      лес букварный в распаде. А в тридцать лет

      кровь подводит итоги.

      Ты убит ударами карате,

      племя новой культуры не мы, а те —

      каратисты и йоги.

      Осыпается мой словарный лес,

      скоро будем мертвы во имя чудес

      эры с привкусом серы,

      опустеет окраин нелепый стан,

      и пойдем на небо под барабан,

      как когда-то шли в пионеры.

      Я молчу – это время хрипит во мне:

      исчезают в огне, колыме, тюрьме

      те, чьи губы любили,

      те, кто плакали под хмельком,

      кого кованым каблуком

      прямо в сердце тугое били.

      Сколько горя, сколько черной боли

      приняла я в городе Петровом.

      Греемся на пепелище старом,

      плачемся на пепелище новом.

      С нежностью и тайною оглядкой,

      чужестранка в этом мире сиром,

      узнаю потемкинские пятки

      у атлантов, гениев, кумиров…

      Но когда у Ксении Блаженной,

      у ее часовни жду рассвета:

      – Жено, о блаженнейшая жено,

      сколько счастья было, сколько света!

      Пела и на клиросе,

      и под небесами,

      как звезда, светилася

      в деревянном храме.

      Обходя без устали

      городок-пустыню,

      площади и улицы

      все перекрестила.

      Все согреть старалася

      каменное ложе

      Ксения Петербургская —

      тайная надёжа.

      Запах нашатыря, истлевшего снега,

      воздух с примесью яда,

      битый кирпич, дебильный Ильич,

      но только здесь я могу заговаривать тьму,

      растворяться и ждать появленья

      нескончаемой вереницы женщин —

      шатких теней, бредущих след в след

      за высокой, в истлевшей шинели,

      Ксенией, как свеча горящей.

      Они приникают к окнам, вглядываются в спящих,

      вдыхают запах тревог и страхов

      и благословляют землю под слоем гари,

      плоское небо, кованый воздух —

      все, чего не любили при жизни.

      Зима