Жить не обязательно. Владимир Эйснер
к поперечине.
Через день подсохнет, заветрится, и можно есть, как семечки.
Так развешивал, пока не надоело, штук двести нанизал.
Сходил на берег и оставил у гнезда варакушек с десяток рыбок.
Решив отложить охоту на уток, Сашка стал стаскивать к кострам любой подходящий для строительства избушки-времянки кусок дерева: доску, рейку, ящик, бревно, горбыль.
Предпочитал, конечно, доски. Они попадались не часто. Много досок и обломков досок он бездумно истопил за эти дни, и теперь приходилось всё тащить издалека.
В одном месте обнаружил пять средней толщины брёвен в шесть шагов длиной и переволок их по воде к месту своей «высадки» на берег. Растает лёд, – сколотить плотик, искать карабин.
В другом месте нашёл старую-престарую замасленную телогрейку, дырявые валенки, кирзовый сапог, несколько ящиков из-под водки, поломанную раскладушку и мотоциклетную шину. Очевидно, этот мусор когда-то был выброшен на лёд, а течением льдину прибило к острову. Другая льдина вытолкнула первую на берег, а затем лёд растаял.
Всё это богатство Сашка перетащил к себе: авось пригодится.
Поднимая кусок доски, неожиданно обнаружил под ней большого лемминга. Толстый до безобразия, лежал он на боку в уютном тёплом гнёздышке из мха и шерсти и не сделал попытки убежать, а лишь болезненно пискнул и закрыл лапками глаза.
Как человечек испуганный!
Решил, наверное, что уж-ж-жасное чудовище его съест.
Толстый живот этой красноватой мыши жил отдельной жизнью: там что-то билось, толкалось и явно просилось наружу.
Гарт сообразил, что это «Мадам Лемнинг». И такая она толстая, потому что рожать собралась. Может, вот сейчас, в эти минуты и родит. И человеку, существу из другого мира, тут делать нечего.
Извинившись, он аккуратно положил доску на место и присыпал древесной трухой и мхом, как и было.
Постепенно промысловик уходил всё дальше от берега. Разжёг догорающим факелом ещё один костёр и продолжил свой путь уже без огня в руках.
Через каждые двести-триста метров попадались ручьи. В устьях ручьёв кружились маленькие кулички-плавунчики или утки-морянки, несколько раз по-над берегом пролетели кряквы, чайки-моёвки гомонили над водой.
Обувь оставляла желать лучшего. Пока он двигался по песчаной береговой полосе, проблем не было, но стоило отвернуть в тундру, которая летом болото, как деревянные подошвы пропитались водой, рукавные носки намокли и холод сжал подошвы ног. Вскоре Сашка перестал чувствовать ступни, они стали как деревянные.
В походе сделал важное открытие: на острове есть или недавно были олени и волки.
Об этом говорили остатки волчьей трапезы в низине, на берегу ручья.
Чисто обработанные песцами и чайками белые кости крупного быка ещё держались на сухожилиях, не успевшие превратиться в рога мягкие панты были обгрызены почти до самой головы, – от силы с неделю лежит здесь этот остов.
Песец-щенок (наверное, давний знакомый) в чёрно-бурой детской шубке с увлечением грыз копыто и, облизываясь, отскочил