Темные отражения. В лучах заката. Александра Бракен
а распухающая переносица, уже приобрела фиолетовый цвет. Сдувшиеся подушки безопасности болтались на уровне его живота.
– О боже, – выдохнула я. – Ребята…
Толстяк уже перебрался к Вайде на заднее сиденье и щурился, рассматривая глубокий порез у нее на лбу. Его темная кожа выглядела пепельно-серой.
Горящий джип поглощал свежий воздух вокруг нас, посылая мне в спину одну волну жара за другой. Рев огня, пожирающего металл и стекло, заставил меня выкрикивать слова, хотя я уже начала задыхаться из-за дыма.
– Порядок?! – крикнула я им. Вайда, тяжело дыша, показала мне большой палец, словно не рискуя заговорить. – Лиам?!
Трясущимися руками я пыталась открыть переднюю дверь – искореженный металл сопротивлялся. Во мне плескалось столько адреналина, что я готова была сорвать эту дверцу с петель.
– Лиам? Лиам, ты слышишь меня?
Очнувшись, он медленно повернулся ко мне.
– Я же говорил ему, что она неустойчива.
Я чуть не расплакалась от облегчения и, наклонившись, засунула голову в окно и поцеловала его.
– Верно.
– Я говорил ему.
– Да, говорил, помню, что говорил, – проговорила я тихим, успокаивающим голосом, протягивая руку, чтобы отстегнуть его ремень безопасности. – Что-то болит? Переломов нет?
– Плечо. Болит. – Он прикрыл глаза, превозмогая эту боль. – Толстяк? Остальные?
– Мы в порядке, – отозвался Толстяк, и его голос прозвучал неожиданно бодро, хотя немного гнусаво. Когда парень повернулся к нам, я увидела, что из носа у него течет кровь. – Думаю, у него вывихнуто плечо. Руби, ты нигде не видишь моих очков? Когда подушки безопасности надулись, они с меня слетели.
– Что случилось? – спросила Вайда, показав на огонь. – Как это…
– Пуля в бензобак – удачный выстрел, – раздался голос Коула у меня за спиной.
И вряд ли кто-то сейчас задумался бы о том, насколько неправдоподобно это прозвучало – ребята были слишком ошарашены или слишком перепуганы.
Коул отпихнул меня плечом и сам занялся водительской дверью. А я обежала машину и с усилием распахнула пассажирскую и опустилась на колени. Я шарила руками по ковру, пока мне не попались очки Толстяка. Или то, что от них осталось.
– Ты нашла их? – спросил он. – Что с ними?
Я подняла искореженную оправу и выпавшие из нее потрескавшиеся, но целые линзы и показала их Вайде. Она проявила редкое для нее сочувствие – похлопала Толстяка по плечу:
– Ага, Бабуся, она нашла их.
Раздался скрежет металла по металлу, и дверь с водительской стороны наконец открылась. Лиам повернулся на бок, пытаясь вытащить левую ногу, зажатую покореженной приборной панелью. При этом он постоянно прижимал левую руку к туловищу, стараясь не потревожить ее.
– Черт побери, дурачок, – едва сдерживая эмоции, сказал Коул, который попытался отогнуть панель, чтобы помочь брату. – Черт тебя побери, неужели так сложно не дать себя убить в мою смену?
– Стараюсь, –