Лук для дочери маркграфа. Анна Викторовна Субботина
вести беседы. Идём в дом. Я не задержу тебя долго.
В кабинете маркграф отсчитал обещанную сумму – столбик серебряных монет и небольшую кучку медяков. Подвинул деньги к Такко, откинулся в кресле и повторил вопрос:
– Я хочу знать, где ты вырос и как так вышло, что в столь юном возрасте ты сам зарабатываешь себе на жизнь.
– Мне шестнадцать, – слегка обиделся Такко. И сам не заметил, как, направляемый вопросами маркграфа, рассказал ему всё: о залитых солнцем горах, где родился и вырос; об отце, жестоко обуздывавшем нрав сына; об отцовской ювелирной мастерской, которой он бессовестно пренебрегал в пользу стрельбы; и, наконец, о том, как ждал давно обещанной поездки в Империю и сбежал там в первую же ночь – без единого медяка, зато с луком и полным колчаном. Как брался за любую работу, как доказывал купцам и другим охранникам, что достоин зваться воином, а не мальчишкой на побегушках – и доказал, в сумерках всадив десять стрел в неприметный сучок. И еще раз, когда первым приметил крадущиеся фигуры среди деревьев и опустошил свой небольшой колчан наполовину, прежде чем кто-то из спутников успел пострадать.
Оллард слушал, чуть склонив голову и не глядя на Такко.
– Мне повезло встретить тебя, – сказал он, когда лучник закончил рассказ. – Я хочу кое-что предложить. Шестнадцать лет – солидный возраст, не лучшим образом подходящий для бродяжнической жизни. Послезавтра мы с дочерью возвращаемся в замок. Нам не помешает охрана в пути, а после потребуется помочь Агнет пользоваться луком, который ты столь искусно изготовил. Предлагаю тебе остаться у меня на зиму, а весной сможешь уйти куда пожелаешь. – Он выдержал паузу и добавил. – Три марки серебром за месяц, без вычета за стол и ночлег, пять выходных дней каждый месяц и никакой работы сверх договора.
Три марки серебром! За шесть месяцев – восемнадцать марок. Целое состояние. Если продать самого Такко со всем, что у него есть, включая превосходный тисовый лук, не наберётся и трети от этой суммы. На эти деньги можно путешествовать не один год. Останавливаться на хороших постоялых дворах, есть вдоволь, увидеть имперскую столицу, восточный берег и даже южные земли, где, как рассказывают, на полях лежит песок и живут люди с кожей тёмной, как дубовая кора…
И Верен уйдёт один в свой Нижний предел.
– Благодарю за щедрое предложение, господин маркграф, но я не могу принять его, – Такко умудрился поклониться, не вставая со стула. – Для меня было большой честью получить от вас заказ, и ваша благодарность – лучшая награда за мою работу. Уверен, в городе найдутся более достойные учителя.
– Мне решать, кто достоин учить мою дочь, – настаивал Оллард. – Ты понравился Агнет. С тобой ей будет интересно.
– Я уже уговорился с другом и не могу подвести его, – сказал Такко и поднялся. В последний раз обвёл глазами комнату, портрет и серебряные статуэтки на каминной полке.
– Не желаешь напоследок взглянуть на мою коллекцию? – спросил маркграф, поймав его взгляд. – Сыну ювелира интересно серебро, не так ли?
С языка у Такко рвался ответ,