Небо принадлежит нам. Люк Оллнатт
сердцебиения, – сказал врач, водя датчиком УЗИ по животу Анны. В прошлый раз мы наблюдали электронную пульсацию, дрожание на фоне чего-то белого, а сейчас не было ничего.
Анна пыталась вычислить размеры плода. «Он подрос? – спросил я. „Это восьминедельный эмбрион“», – ответил врач, хотя Анна была уже на одиннадцатой неделе. «Значит, он слишком маленький», – решил я. Может, он плохо набирает вес? Тогда для меня все это было загадкой.
Но не для Анны. Не сказав ни слова, она вытерла живот бумажным полотенцем и села на край кровати, вцепившись взглядом в монитор на стене.
Второй выкидыш случился на тринадцатой неделе.
– Мне очень жаль, – сказал врач, – но мы не видим роста, характерного для данного срока.
Это было уже не просто скопление клеток в виде яйца, а крошечное, почти человеческое тельце с намеком на ручки и ножки. У него было сердце, был рот. Даже веки. Ребенок, которого предстояло извлечь из Анны, поместился бы на взрослой ладони. Хотя мы так и не узнали пол, позже Анна призналась мне, что дала ему имя Люси.
Свое горе она носила в себе, не поделившись им ни с матерью, ни с Лолой, которая о своем выкидыше, напротив, кричала на каждом углу. Потому что Анну приучили страдать молча. Потому что мужество и стойкость – главные добродетели.
Она была единственным белокожим ребенком в нищей, грязной кенийской деревушке, и каждое утро на пути в школу в нее летели камни и оскорбления: белый дьявол, вонючая буйволиная задница. Когда Анна рассказала об этом родителям, те назвали ее чересчур изнеженной, заявили, что это все суть пустые жалобы, доказывающие лишь ее неготовность претерпеть лишения во славу Господа нашего.
Мы никому ничего не сказали. Наши потерянные дети были тайной, которая лишь крепче привязала нас друг к другу. Да, она опустошала наши души, выжигала их дотла, но это была наша тайна – наша, и ничья больше.
Со мной Анна была полностью откровенна, рассказывая даже о тех своих чувствах, которые считала постыдными. «Мне кажется, – говорила она, – будто меня наказывают, но я не понимаю за что. Я не могу больше ходить по магазинам, потому что там полно молодых мам, и я завидую им, думаю, что это они забрали моих детей». Она не верила, что проблема в ее яйцеклетках, что плод, сотворенный нами, был нежизнеспособен. «У меня в теле какой-то дефект, физическое нарушение, которое не дает мне выносить ребенка, удержать его», – утверждала она. «Выкидыш» – то есть тот, кого пришлось «скинуть», потому что не получилось удержать. Раньше мне не приходило это в голову.
Однако Анна не пала духом. Она поставила цель родить ребенка и бросила на ее достижение все силы, точно так же, как когда-то твердо вознамерилась получить диплом с отличием и добилась своего. Мы отправились на Харли-стрит, где у нее взяли все возможные анализы, но – ничего не нашли. «Повезет в следующий раз» – вот и все, что нам сказали врачи.
Мы не оставляли попыток зачать, не допуская даже мысли о том, что, возможно, стоит смириться. Иначе нам было нельзя. Для Анны суть самой жизни заключалась в борьбе: с оружием в руках ты должен пробивать себе путь