Свидетель с копытами. Далия Трускиновская
повенчали!
– Не повенчают.
– Повенчают! Государыне в ноги брошусь!
– Да что тебе государыня – Священный синод? Она против закона не пойдет.
– Братец, ты умный, придумай что-нибудь!
Ум и решительность Алехана Орлова не раз выручали государыню, но идти против Священного синода – тут требуется большая ловкость.
– На сколько ты ее старше? – спросил граф.
– Не все ли равно?
– Тебе сорок два года, Гриша, опомнись. Чуть не четверть века разницы, оно сейчас ничего, а потом опасно. Найди другую невесту.
– Уже не могу…
– Что ты натворил? Она в тягостях?! – воскликнул младший.
– Нет еще, я ее пальцем не тронул, а она требует. Коли любишь, говорит, пусть меж нами будет все, а людского суда не боюсь, так и говорит!
– Дурочка она… Пойдем, посмотришь, какого мне красавца из Турции привели, ты такого еще не видывал.
– Оно и видно, что мы родня, братец. Тебе самого дорогого в свете коня подавай, мне – девицу, на которой повенчаться невозможно! А она говорит – коли явится с прибылью, все дядья и тетки за нее горой встанут, добьются, чтобы нас повенчали.
Младший Орлов вздохнул.
– Дитя она еще… Держись от нее подалее, может, твоя дурь и пройдет.
– Братец, я ведь почему приехал?
– Сметанного посмотреть? В грехах покаяться?
– Катенька велела. Когда она при дворе, за ней присмотр, каждый шаг всем известен, когда в Конькове – тоже присмотр. Хоть она и сама себе теперь хозяйка, да у них в Конькове полно баб, наедине нас не оставят. И вот она придумала, чтобы нам тут встретиться. Чтобы сперва я приехал и все тебе объяснил, а дня через три, через четыре, и она – верхом, в мужском наряде! Ехать-то от Конькова до Острова – верст три десятка, не более…
– Оба вы с ума сбрели! – возмутился Алехан Орлов. – Сводником я еще не был! Вставай, пойдем жеребца смотреть, а про твои шашни и слушать не желаю.
Он понял замысел этой влюбленной пары: в Острове, где каждый житель только и ищет случая угодить графу Орлову, легко уговорить священника и причт Преображенского храма и тайно повенчаться. Покровительствовать этой затее он не желал. Держать ответ перед Священным синодом – соответственно, тоже не желал. А любовь… Любовь, коли сразу дать ей укорот, побесится и угомонится. Главное – отнестись к ней так, как к жеребчику-неуку, без всяких душевных тонкостей.
Младший брат не ведал того кипения крови, которое так усложняло жизнь старшему.
Волей-неволей Гришка поплелся за младшим братом, оценил стати гулявшего в загоне Сметанного, потом Василий пришел за ними, чтобы доложить: кушанье подано.
Что это такое было, обед или ужин, они сами не знали, а за столом сидели часа четыре, не менее. И былое вспоминали, и старший брат пытался достучаться до каменного сердца младшего брата. Когда оба по случаю встречи малость злоупотребили рейнвейном, бургундским и португальским винами, их приятную беседу нарушил Василий:
– Ваше сиятельство, два путника на ночлег просятся.
– Вели