Траектория полета. Карен Уайт
особенно интенсивно, как будто понимают, что время ограничено. При такой работе их жизнь составляет всего двадцать один день. Их крылышки изнашиваются, и они умирают.
Мы оба замолчали, слушая непрерывное гудение в ульях. Пчела присела на рукав Джеймса, и он не шевелился, пока она не улетела.
– Если вас ужалят, лизните место укуса, – посоветовала я. – Пчелы выделяют более двухсот видов феромонов, которыми они общаются. Кусая человека, они оставляют след на его коже, чтобы дать знать остальным, что опасность рядом.
Я взяла паузу, чтобы перевести дыхание, и тогда Джеймс заговорил:
– Простите, что я так резко ушел сегодня утром. Я… – Он осекся, как будто внезапно передумал и решил сказать что-то другое. – Я просто почувствовал, что пришел не вовремя.
Он опустил глаза, а я быстро зашагала обратно к дому, всей кожей ощущая перемену в атмосфере, растущее напряжение, которое от меня исходило.
Джеймс меня догнал.
– Вы не можете игнорировать меня вечно.
Я остановилась и развернулась к нему. У моего левого уха с громким жужжанием крутилась пчела.
– Вы же не собираетесь расспрашивать меня, правду ли сказала Мейси?
Его глаза выразили тревогу, как будто он уже некоторое время вел с собой тот же внутренний спор, и я затаила дыхание.
– Нет.
Джеймс вновь замолчал, и на сей раз я была уверена, что он точно спорит с собой – стоит ли ему знать правду или все же не стоит?
Он снова встретился со мной взглядом.
– Меня больше интересует, зачем вы собираете старинные ключи и замки. Для меня это важнее, чем то, что случилось – или нет – много лет назад.
Его ответ меня так удивил, что я не сразу почувствовала укус. Я ошеломленно смотрела на крохотное тельце, упавшее с моей руки на землю. Дедушка учил меня, что нужно как можно скорее вытащить жало, потому что оно еще десять минут продолжает впрыскивать яд. Однако я лишь смотрела на маленькую розовую припухлость, жалея погибшую пчелку.
– Вы не собираетесь лизнуть место укуса?
Я помотала головой, почти наслаждаясь болью как наказанием.
– Пойдемте просматривать каталоги. Я обзвоню музеи лиможского фарфора, включая тот, что вы нашли в Интернете, и позвоню другим знакомым коллекционерам. Если, конечно, не хотите уехать прямо сейчас. Я могу продолжить и одна.
Место укуса пульсировало, но я не обращала внимания, зная, что боль рано или поздно пройдет. Всегда проходит.
– Вы знаете, почему я сюда приехал. И я готов остаться надолго. Я – незнакомец в самолете, помните? Не мое дело судить.
Я вгляделась в лицо Джеймса. Солнечный свет окрашивал его волосы в разные оттенки золота, поблескивала отросшая щетина на подбородке, и я задумалась о том, где застала его трагическая весть, поцеловал ли он тем утром жену на прощание, сказали ли они друг другу: «Я люблю тебя», или, наоборот, поссорились. И осознала, что моя утренняя драма была для него только крохотным бликом на большом полотне бытия.
– Я