Литературный оверлок. Выпуск №4 /2018. Иван Евсеенко
отведать местных трав и продуктов, из них получаемых. Бывают и русские, но, как и всё, опыты с травами у них уходят в крайность. Один француз, долго живший в России, сказал Ивану как— то за завтраком, что понятие травы для русских связано с масштабом сенокоса, а дефицит – и вовсе генетический страх. Сочетание одного и другого не самое подходящее, и часто здесь можно увидеть скуластое красноглазое лицо где-нибудь в уголке лестницы, целый день погружённое в омут тяжёлой древнеславянской думы о своём месте под солнцем – тут, между Тибетом и Пакистаном.
Иван ещё в самом начале пути решил, что приехал сюда не за этим, а коли растёт конопля, так и что с того? Это в детстве он лазал через забор за зелёными лимонами, чем вызывал недоумение турецких садовников. Диковинка всегда кажется слаще, чем она есть.
Шумные французы выселились из соседнего номера, и туда заехали пятеро израильтян. Двое ребят и три девушки. Они встречались на веранде и в саду, он видел их в храме Кришны, где седой беззубый старец кормил их жертвенными лепёшками и ставил на лоб жирную красную паклю.
– Привет! Как дела? – неизменно спрашивали они Ивана.
– Привет! Как дела?
Он улыбался, кивал и говорил «О-кей». Однажды ему надоело это «как дела?», и он решил пресечь лицемерную заинтересованность в его делах. Но она оказалась вовсе не лицемерной.
– Дела шикарно, – ответил он, – рисовал сегодня склон горы. Жаль, что облака.
– Ты художник? – спросил парень, худой, как подсолнух, лысый, но с рыжей бородой и голубыми глазами, смотрящими в разные стороны.
– Да, пытаюсь работать в манере Рериха.
– А, я видела его картины. Круто, – заметила одна из девушек, похожая на миленькую сову.
– Ты разве не знаешь, скоро сезон дождей, – сказал другой, чернокудрый и тоже с шумерской бородой.– И ясного неба вообще не будет.
– Угощайся, – девушка-сова протянула ему кусок блинца из храма Кришны, Иван помнил, что вкушать идоложертвенное – грех, и учтиво убрал блин в карман.
Они вместе спустились к гостинице, где уже пахло печёным бананом и специями. Вместе сели за широкий стол в тени алоэ.
Иван узнал, что рыжебородый и две девушки недавно отслужили, Израиль выделил им добрую сумму шекелей, и они по традиции отправились смотреть мир. Чернокудрый по имени Моше и третья девушка, Эсти, бледная с веснушками по всему открытому телу, примкнули к ним уже в Индии. Эсти не разделяла общей беседы, а сидела на углу стола, делая наброски в скетч-бук.
– Как тебя зовут?
– Иван, – он повторил несколько раз, ломая барьер языков.
– Иоанн? – удивился Моше.– Еврейское имя. Ты еврей?
– Вроде нет, – Иван пожал плечами, вспоминая свою татаро-тамбовскую родословную. У него был длинный нос, но скорее в свидетельство любопытного нрава, нежели семитских корней.
– Ты пойдёшь с нами в Малану? – спросила девушка с душистым именем Кармель, и сама она была румяная с тяжёлыми влажными волосами, собранными