Как поживаете, мистер Влипл? Сочинения в 2-х томах. Михаил Евстафьев
дом, да и протянулся на пустыре:
– Сыне, меня упало!
– Толкуй-толкуй: не подманишь! – шёпотом думал Иван, отдаляясь по перпендикуляру.
– Родительствующий ведь может и возмереть! – воззвал к совести потомствующего Иван.
Но у Ивана уже стоял в ушах один малиновый звон от отцовской ласки, и он брёл неведомо куда не разбирая огородов…
Делать нечего. Выпил Иван какую-то яду, и на кочевряжках поудалился восвоясь.
(– О то как тебе, старый хрыч, на молоденькой жениться! – удовлетворённо зашамкала баба Я, не вовремя проснувшись.)
А и говорят: то там, то здесь скачет какой-то Иванко под дефисом «лишённый наследства». Ну, поскачет-поскачет, глядишь – и перебесится…
– С эпистолярного эпистанка! – Михня вызывающе оглядел всех свысока, уперевшись носом в листок бумаги:
* * *
Новая Антарктида
«Здравствуй, милая моя Нюся! Тому уж год как я ушёл потолпиться к новому айсбергу с Пиней, Виней и другими толковыми ребятами, гвозди бы делать из этих гвоздей, подробности опускаю. Истерпев климатический казус «лето», открываю миру новую неизведанную льдину, есть как есть первоопрокидыватель.
Нюся, это дикая заброшенная местность, конечно, не то, что наш оживлённый и обжитой край, пустыня, вся зеленая, желтая и коричневая, пингвинов мало, зато много суетливых пустынных птиц и животных рыб. И скалы дырявые.
Порядки тут кто во что горазд, не то что наш матрипархат, истинно верное устремление. На поплясушках у береговых чаек было ещё больше меньше безобразия, гульбы, пульбы, хульбы, но до уклонирования ведь не доходило, а уж вздрагивал тамный житель, совершенно нипричёмный!
Первозданность этих мест – одна сплошная разница.
Селёдка здесь возится в изобилии, но поймать её удается не слегка, и приходится сразу есть, а то испортится в чужих руках. Некачественная, после неё долго болит спина – плохо заживают рубцы.
А так всё трава «капуста» и лишайник «хлеб». И «щ», «щ», «щ».
Собаки, такие тюлени, говорят, что они дружелюбные, а они подлые твари. Гвидон, ты его не знаешь, пошёл дружить с одной, думаю, навсегда.
Ещё под крылом о чём-то поёт блеер музыки, это такая дрыгонудь.
Ещё ещее водятся тут странные птицы, мы их зовём «люди». Они несут яйца сразу десятками, наверно боятся вырождения, но ничто им уже не поможет – крыльев, считай, нет, зато уродливо большие мозги.
Ещественно рыбы – «автомобили», сушёные и пресные, но Нюся, как они пахнут!
И ещё тут есть такие гнусные прегнуснейшие «деньги», но без них нельзя. Никак без них нельзя, потому что хочется. Невыносимо хочется «денег». И, конечно, пусть всё будет поровну, но у меня больше всех.
Да, о чём я? Как оглянусь вокруг – идеальный товар, возвышенные цены, настоящий Чеш Репужлик, сплошнейший цзифань «О-го-го». Всё южнее Северного завоза, но как-то всего-ничего чуть-чуть маленько мимо клюва, не просто так, а Христа ради, и стало быть есть причины тосковать и пригорюниваться.
Но,