12 месяцев до рассвета. Роман Сергеевич Лагутин
потом добавил он.
– Нормально… – эхом донеслось снизу.
Говард узнал голос, он принадлежал Норберту, пусть и немного фальшивил.
– Как ты?..
– Да ничего, жить, наверное, буду.
В голосе Норберта теперь послышалось странное вкрапление.
«Скорее всего, он ухмылялся, когда говорил это, – подумал Говард. – Значит, ничего страшного не случилось».
– К счастью, топор ударил меня по шее черенком, а не лезвием, – порадовался Норберт.
Коллеги мысленно разделили его радость от такой удачи.
– Если бы было наоборот, – решила пошутить Лейла. Она была не так далеко от Норберта. – То ты сейчас вряд ли смог бы нам что-то ответить.
– Это уж точно! – ухмыльнулся здоровяк.
– Мы рады за тебя, Норберт, – прокричал в шахту Браин.
– А я рад, что вы присоединились к нам, Браин.
– Взаимно…
И еще кое-что, – вдруг произнес пострадавший от топора силач. – Боюсь, нам не удастся спуститься по этой лестнице до самого низу.
– С чего ты это взял, Норберт? – спросил Говард.
– Потому что я вижу крышу лифта, он не даст нам спуститься ниже.
– А на каком ты сейчас находишься этаже?
Норберт поудобнее обхватил одной рукой ступеньку лестницы, а другой, вытянув руку в сторону, посветил на купейную дверь шахты лифта, которая была наглухо закрыта. Крупные цифры, которые он там увидел, удивили его.
– Я уже на одиннадцатом этаже! – посмотрев вверх и практически ничего не увидев, прокричал Норберт.
Говард взглянул на Браина и произнес.
– Если он на одиннадцатом этаже, значит, лифт находится где-то на десятом.
Браин согласно кивнул другу.
– Но что делает лифт на десятом этаже?! – размышляя, вслух произнес Говард. – Я видел много людей, выходивших из нашего здания, неужели они все спускались по лестницам.
– В этом случае напрашивается еще как минимум один вопрос, – проговорил Вербер. – Почему тогда все двери на лестничных площадках были заперты.
Говард пожал плечами.
– Паника порождает глупость даже со стороны гениальных людей! – вдруг прозвучал приятный голос Мелиссы. – Скорее всего, последние, кто выходил, просто закрывали их, считая, что в офисах больше никого нет.
Говард поморщился.
– Как бы там ни было, мне все-таки не дает покоя этот лифт, какого дьявола он торчит на десятом этаже, а не на первом, как должно быть.
И опять Говард позволил себе сквернословие, а ведь они были запрещены в новом мире много лет тому назад. А, как известно, злоречие порождает агрессию и ненависть. Как бы это его увлечение нецензурной лексикой не вошло в привычку.
– Здесь может быть только одно разумное объяснение, – сказал Вербер. – Значит, кто-то в последний момент поднялся туда, возможно, для того, чтобы проверить, никто ли не остался в офисах. А потом вырубилось электричество, вот поэтому – этот кто-то – и не поднялся к нам.
– Ладно, –