Генеалогия эксцентриков: от Матабэя до Куниёси. Нобуо Цудзи
и красная охра, плотно расписаны более чем десятью видами всевозможных узоров. Особенно поражает детальность узоров на одеждах. Например, в сцене подглядывания (мономи-но дан), когда слов в примечании к иллюстрации уже не осталось, взамен выступают вышивки на одежде Усиваки: война между домами Тайра и Минамото, китайские и японские обезьяны, пара уток-неразлучниц, павлины – все эти образы переданы реалистично и с микроскопической точностью. Не только этой сцене, но и всем двенадцати свиткам свойственно пышное украшательство, при котором «золотые» и «серебряные брызги», а также ценные красители использованы настолько щедро, что бумажной основы свитка практически не видно.
Этот скрупулезно выполненный старательным миниатюристом вид внутренних покоев госпожи Дзёрури повторяется на первых шести свитках как минимум двадцать пять раз подряд из-за того, что сцены сменяют друг друга, словно кадры в фильме, очень медленно. Несомненно, зритель будет просто ошеломлен этой пугающе навязчивой идеей украшательства (ил. 7). Хиросуэ Тамоцу (1919–1993) дал подходящее определение этим эмаки: «пышные, но при этом грубые» [см.: Хиросуэ Тамоцу. Мо хитоцу-но нихон би (Другая красота Японии) // Бидзюцу сэнсё (Серия книг по искусству). Токио: Бидзюцу сюппанся, 1965].
Ко второй половине ширма меняет свой облик, как будто при помощи динамических трансформаций может отыскаться выход из положения. В частности, на девятом, десятом и одиннадцатом свитках обнаруживается любопытный эффект, порожденный таким замыслом. На девятом свитке в сцене, где родовые сокровища Усиваки превращаются в гигантских змей, юношей или птиц, сперва перед зрителем предстают в панике суетящийся рыбак и его семья, деревья, склонившиеся под сильным ветром, рыболовная сеть, вывернутая буквой S, и вместе с этим возникает предчувствие, что сейчас появится что-то необычное. И в этот момент неожиданно возникают не огромные змеи, а два мистических дракона. У одного туловище черное, у другого – белоснежное, у обоих при этом багровое брюхо и вид совершенно ядовитый. На десятом свитке в той же сцене, где госпожа Дзёрури спасается от грозы, без смены сценических декораций появляется бог грома, который напоминает членистоногое, отрастившее золотую щетину (ил. 8). На одиннадцатом свитке образ огромного тэнгу-ворона, который возвращает девушку домой, также фантастичен.
В последнем фантастическом эпизоде «раскалывания надмогильной ступы» перехватывает дыхание от внезапной сцены, где Усивака заворачивает в циновку мать Дзёрури, жестоко наказывая ее за то, что она решила проучить и этим погубила девушку. Этой сцены нет ни в одной из пьес: вероятно, она была добавлена только в эти иллюстрированные свитки.
Если изучить такое специфическое содержание свитков «Дзёрури», то можно понять, почему их ставят в один ряд с произведениями «Токива в Яманака» и «Сказание о Хориэ» из собраний Мураямы и Комори. Подобная оценка подтверждается также особенностями изображения персонажей. Данные