Александр I. Сергей Эдуардович Цветков
уже давно известны мои мысли, клонившиеся к тому, чтобы покинуть свою родину. В настоящее время я не предвижу ни малейшей возможности к приведению их в исполнение, а затем и несчастное положение моего отечества заставляет меня придать своим мыслям иное направление. Мне думалось, что если когда-либо придет и мой черед царствовать, то вместо добровольного изгнания себя, я сделаю несравненно лучше, посвятив себя задаче даровать стране свободу и тем не допустить ее сделаться в будущем игрушкой в руках каких-либо безумцев. Это заставило меня передумать о многом, и мне кажется, что это было бы лучшим образцом революции, так как она была бы произведена законодательной властью, которая перестала бы существовать, как только конституция была бы закончена, и нация избрала бы своих представителей. Вот в чем заключается моя мысль.
Я поделился ею с людьми просвещенными, с своей стороны много думавшими об этом. Всего-навсего нас только четверо, а именно: Новосильцов, граф Строганов, молодой князь Чарторийский, мой адъютант39, выдающийся молодой человек, и я».
Как явствует из последних слов, тайный интимный кружок Александра и князя Чарторийского расширился. Произошло это стараниями князя Адама. Он был вхож в дом старого графа Александра Сергеевича Строганова и как бы вошел в его семью. Строганов питал слабость к европейцам и европеизму, а князь Адам был первым и обладал вторым. Большую часть жизни старый граф провел в Париже, бывал в обществе Гримма, Гольбаха, д`Аламбера, посещал литературные салоны известных дам эпохи Людовика XV. Как воспоминание о тех незабвенных временах, в нем до старости сохранилось вольномыслие, речь его была пересыпана анекдотами и остротами полувековой давности. Строганов являл собой весьма характерную для XVIII века смесь энциклопедиста и русского барина. Усвоив французский язык, французские мысли и приобретя французский ум, он сохранил русский нрав, горячий, но отходчивый, и русские привычки. У него было большое состояние, еще больше долгов, вместительный дом с изящной обстановкой, прекрасная картинная галерея, к которой он сам составил каталог, и множество челяди, в том числе немало лакеев-французов. Хозяйство велось по-барски беспорядочно и расточительно, его дом и стол были открыты для всех; граф знал, что слуги его обкрадывают и первый смеялся над этим. В то же время этот либерал был прирожденным придворным куртизаном, то есть хороший прием при дворе был ему необходим – не из-за честолюбия и расчета, а просто потому, что для него были непереносимы холодный вид и нахмуренные брови государя. Это качество обеспечило ему безбурное существование при трех столь непохожих друг на друга царствованиях: Екатерины, Павла и Александра.
В доме Александра Сергеевича Чарторийский близко сошелся с его сыном графом Павлом Александровичем и с Николаем Николаевичем Новосильцовым, воспитанником и любимцем семьи, приходившемся Строгановым дальним родственником. Последний также уже успел оказать благодетелям важную услугу.
Старый
Павел назначил князя Адама Чарторийского адъютантом Александра, а его брата князя Константина – адъютантом великого князя Константина Павловича. Их обязанности сводились к тому, чтобы следовать за великими князьями во время парадов и стоять позади них, когда Павел на дворцовой площади обходил строй.