Сквозь слёзы к звездам. Галина Валентиновна Чередий
нуждался в жестком трахе до одурения, до изнеможения. Но его тело взбунтовалось, не желая прикосновений этой женщины. Она не так пахла, ее голос был другим. Он жаждал Ирис и только ее одну. Сминать, вторгаться, неистово долбиться, наказывая, подчиняя… Чтобы она кричала до тех пор, пока голос не сядет… Чтобы лежала под ним умотанная, мокрая и не могла пошевелиться, только дрожать, принимая его жесткие толчки. Ее одну он хотел видеть на спине, с широко раскинутыми для него ногами, или на коленях, с головой, прижатой к матрасу его властной рукой, когда он будет безжалостно врезаться в ее глубины, уязвимые и открытые для него одного.
Дагфинн, зарычав, оттолкнул девушку, явно не рассчитав силы. Она отлетела, упала на диван и громко вскрикнула.
– Извини! – выдавил он из себя. – Тебе лучше уйти! Немедленно!
Подхватив вещи девушки, он швырнул их ей на колени.
– Ты же не хочешь сказать… В чем дело? Мы собирались заняться сексом! Я же сказала тебе, что согласна на все, чего бы тебе ни захотелось!
– Я, черт возьми, больше не согласен! Уходи. Пожалуйста!
Девушка, поливая его бранью, натянула платье и, засунув белье в сумку, вылетела из номера. Финн так и стоял посреди комнаты и сжимал в кулаки руки. Они помнили мимолетное тепло Ирис, когда она врезалась в него в коридоре, и он, сам не сознавая, что творит, прижал к себе и впился голодным поцелуем в ее шею.
Дагфинн облизал губы, желая еще раз ощутить на них ее вкус . Вкус, который он ненавидел за то, что он столько лет сводил его с ума. Который делал для него кожу любой другой женщины безвкусной. Ирис обратила любую близость с женщиной в его жизни в полной полынной горечи бессмыслицу. Превратила своим уходом секс в просто лекарство от напряжения и пустоты, забрав из него истинное наслаждение и восхитительные краски. С другими каждый раз это был процесс, приносящий облегчение и примитивное удовольствие. Долбаная разрядка. Почти все равно, что подрочить. Ты кончаешь и вроде расслабляешься, но желать от этого не перестаешь. Желать того, что с их самого первого раза стало его зависимостью, его основным голодом, единственным, что по-настоящему насыщало его тело и душу, делая его счастливым и полноценным.
Он тащил Ирис бегом по коридору к своему отсеку. Редкие попадавшиеся им по дороге кадеты провожали их удивленными взглядами, но Марко было плевать. Абсолютно плевать, что у него сейчас на лице написано – он умирает от желания оказаться в теле Ирис и убьет любого, кто может встать у него на пути. Потому что именно так это и было.
– Они так смотрят, – пробормотала Ирис, едва поспевая за ним.
– Наплевать, Цветочек. Шевелись, или я лопну от нетерпения.
Вломившись в отсек, они застали там Федора.
– Где тебя носит? – спросил его друг, но осекся, увидев за его плечом Ирис. – Упс… Можно тебя поздравить?
– Соколовский, уматывай на фиг из моего отсека, – рявкнул Марко, прижимая Ирис к себе.
– Ну, раз такая спешка… – ухмыльнулся друг.
– Живо, или я выкину тебя!
Федор ушел, смеясь и бормоча что-то о том,