Главное… Жизнь… «THE MAIN THING… A LIFE…». Александр АРИСТАРХ Захаров
туда перекочевала некоторая мебель из отцовского дома, и окно, наконец, открыли) я часто плакала, вспоминая былые времена. От одной мысли о том, что я больше не увижу папу и Сережу, наворачивались слезы. А тут еще бабушка донимала вопросами, мол, «почему я такая грустная», как будто сама не понимала. Хотя, наверное, не понимала… В основном, все свободное время я проводила за чтением книг, чтобы хоть как-то забыться.
В школу я не вернулась. Когда я жила в доме отца, школа (новая) находилась почти рядом, в двадцати пяти минутах ходьбы по шоссе, а теперь до нее надо было идти чуть ли не три часа, как сказала мне мать. Возить меня туда было некому, да к тому же матери было не выгодно, чтобы я виделась с отцом. Пока я сидела дома, грусть и тоска съедали меня изнутри. Даже поговорить было не с кем, некому излить душу. Это ощущение просто разрывало сердце.
Спустя несколько месяцев, ближе к зиме, мать нашла домашнего репетитора, который преподавал мне основной курс школы. Как назло преподаватель попался абсолютно равнодушный к детской психике, понимающий только плюсы, минусы, синусы, косинусы, правила, орфографию и другую ерунду. Волей-неволей все это приходилось учить. Хотя теперь мне это уже абсолютно не нравилось.
Свободного времени оставалось немного. Так прошли два года, которые были для меня просто пыткой. Меня редко когда вывозили куда-нибудь погулять, в основном приходилось торчать в саду или огороде, помогая бабушке.
У бабушки появился новый способ воздействия на меня. Теперь если я не подчинялась ее приказам, она меня розгами загоняла к скоту в свинарник и заставляла там убираться, при этом свиней она не выгоняла. А свиней я, честно говоря, боюсь до ужаса, особенно их визга. Видимо она это быстро поняла. Для меня хуже этого не было ничего, поэтому приходилось подчиняться и работать в огороде и саду. И не дай бог плохо сделать работу – либо выпорет, либо запрёт в комнате, либо опять загонит к скотине. Один раз бабушка еще и при мне стала закалывать поросенка. У меня сначала была истерика до вечера, потом около месяца мучили кошмары, а визг свиней с того времени стал для меня еще более резким и омерзительным. Не говоря о том, что я теперь бабушку вообще убийцей считала и начинала трястись, когда она ко мне подходила.
Мать и тут любила поскандалить. А как только я вступала с ней в конфликт, тут же на помощь подключалась бабушка, и мне приходилось подчиняться, чтобы не наказывали снова. Это и так происходило минимум один-два раза в сутки. До расстройства личности было рукой подать, не говоря уже про мысли о суициде.
Когда мне исполнилось двенадцать лет, свободное время у меня испарилось окончательно. Все потому, что помимо учебы с тем самым преподавателем, которого я за два года уже видеть не могла, мама стала меня учить репортерскому мастерству и фотографии. Заодно она рассказала о том, как печатаются газеты, как они выходят в свет и так далее. В общем, она учила меня всему необходимому для репортера и редактора. Сначала меня это не увлекало, так