Наскальные надписи. заГОвор. Игорь Галеев
застыли в чётком, законченном выражении и тут же потрескались, поплыли, покрылись пеленой, и одни дворцы сменились другими, на месте замков появились башни минаретов – и вновь всё замерло в торжественной паузе, поразило величием и вновь переломились. Один стиль сменялся другим, и что-то было знакомым, а что-то совершенно неземным. Но в каждом новом создании узнавалось суровое холодное мастерство – твёрдая рука незримого импровизатора.
Порой казалось, что этот архитектурный калейдоскоп – гигантская насмешка над всеми земными усилиями, в другую минуту зрители ощущали приливы сладких восторженных чувств и как бы сами не то угадывали, не то додумывали туманные контуры и ясные очертания. Ожившее пекинское воображение гуляло в небесном государстве, не имеющем границ и пределов.
Никто не успел почувствовать приближения конца, когда очередное суровое сооружение затрепетало, потрескалось и рухнуло, обострившись грудами развалин. Сизые осколки побелели, съёжились, лопнули, и от былого величия осталась крохотная белая тучка, неотличимая от других она медленно поползла в сторону северо-запада.
Представление окончилось. Но ни одной китайской монеты не было уплачено за неповторимое зрелище. Не было и аплодисментов.
Народ расходился в великом недоумении.
Прежняя пыльная суета завертела свою шарманку, и в правительственных жилищах опустились шторы.
Переполненный город покатился навстречу завтрашнему дню.
Возбуждение гасло, прячась в закутки старческой памяти.
Плоские крыши погружались в ночной мрак.
В тусклых зеркальцах водоёмов замигали первые звёзды.
Всё вставало на свои места, возвращаясь к привычной очевидности.
И только пекинские мальчишки пребывали во всёвозрастающем недоумении, благодарили и принимали этот обыкновенный мираж всерьёз.
Абориген
К нам приходят письма со всех уголков страны. Есть корреспонденция и из-за рубежа. В основном задают один и тот же вопрос: «Что такое дружба?»
Вернее даже так: «Возможно ли это явление в наше непростое время?»
Мы хотим ответить сразу всем – нет, дружба – это миф, и если кто-то жертвует собой ради другого, то в этом нужно разобраться.
Вот, например, человека не обязательно сажать в тюрьму, чтобы сделать его заключённым – для этого проще содержать его в лагере тупости, окружив недоумками и дегенератами. Поверьте, скоро бедняге станет совсем несладко и он навсегда перевоспитается.
Так же и с дружбой. Совершенно обыденные инстинкты называются благородными созвучиями.
«Наших бьют!» – не правда ли знакомый призыв.
И вот уже в ход идут финские ножи и итальянские кастеты. И это после двух месяцев похлопываний друг друга по плечам, десяти литров разделённого алкоголя и фальшивых подростковых исповедей.
Кажется, найдены общие вкусы и родственность ощущений, принесены жертвы в виде