.
защититься, победить врага и выйти из сражения победителем. Досражался. Повоевал, хватит. Теперь уже вряд ли будет что-то еще: судя по изнуряющей боли, состоянию тела и этой странной способности посмотреть на него со стороны, закончились его сражения на земле. Достали все-таки. Так странно и так обидно. И особенно обидно то, что никто за него не отомстит, – родные просто не будут знать, кому и за что нужно мстить.
Его окровавленное, избитое тело лежало на столе, возле которого стояли несколько человек в светлой операционной униформе. Прямо-таки картинка из голливудского фильма! Добрые и самоотверженные ученые борются за жизнь покалеченного в бою солдата, пытаясь понять, что с ним произошло, и максимально быстро его спасти. Борются, да уж. Как бы не так! Слева от головы лежащего на столе тела – его тела, между прочим! – стоял Он. Высокий крупный блондин, выглядевший слегка неуклюжим, но таковым не бывший ни минуты своей жизни. Близкий друг и, как выяснилось сейчас, злейший враг. Неверный. Артур. Тот самый, кто оказался готов пожертвовать ради личной выгоды не только их дружбой, но и жизнью, исследованиями и работой нескольких лет, а возможно, даже посмертием теперь уже бывшего друга.
– Давайте попробуем еще раз, – попросил он коллег. – Я все просчитал еще вместе с ним, а у Самада всегда была светлая голова. – Он сделал паузу и легко улыбнулся. – Делаем еще одно вливание, запускаем сердце, а я читаю формулу. Только убедительная просьба не мешать мне и не сбивать, когда я начну читать. Если кто-то опять меня собьет, ляжет на этот стол следующим. Ясно?
Голос его звучал нейтрально, угрозы в нем не было, и, если не знать языка, можно было бы подумать, что шеф группы просто раздает указания подчиненным или комментирует рабочий процесс. Все почти синхронно кивнули, не произнеся ни слова.
«Грязные собаки! – гневно подумал Самад. – Чтоб вы все сгорели, проклятые!»
Тем временем ему в вену ввели какое-то жгучее вещество, от которого и до того нестерпимая боль стала просто убийственной. Электрический разряд подбросил его тело вверх, и мужчина закричал бы, если бы мог, чтобы хоть как-то выплеснуть раздирающее его на части страдание. Но он не мог. Не понимал почему, но не мог. А потом раздалось какое-то тягучее завывание, похожее одновременно и на вой ветра в горном ущелье, и на песни волков, и на стон склоняющихся под ветром деревьев. И от этого звука, казалось, вся душа его завибрировала в унисон, а потом словно раскололась, разлетелась веером мелких кусочков, ярких и блестящих, в каждом из которых сияло и постепенно гасло его отражение…
– … Ты смотри, кажется, получилось! – раздался откуда-то сверху радостный мужской голос. – Ну надо же! Как живой!
– Точно, – поддакнул второй мужчина. – Не отличишь!
Он открыл глаза и тут же зажмурился, зашипев сквозь зубы: слепящий свет причинил острую боль, проникшую прямо в мозг, точно ножами в глазницы ткнули.
– Тише вы, не кричите! – резко вступила женщина. – Мне