Дабог. Андрей Ливадный
механического чудовища.
…Все происходило слишком быстро…
– Я сделал его, сэр!.. – потрясенно выдохнул Гудман, не смея оторвать глаз от фантастической, истекающей черным дымком фигуры исполинского сервомеханизма.
– Добей его! – резко приказал по рации Джошуа.
– Сэр?
– Добей водителя, лейтенант! Мои сканеры дают тепловой контур! Там внутри сидит человек, и он жив, фрайг тебя разорви!
– Но, может быть…
– Делай, что тебе говорят! – взорвался коммуникатор. – Не глупи, лейтенант, на этом механизме установлены два лазера! Мои анализаторы выдают вероятную мощность мегаватт по двести пятьдесят, не меньше… я не видел таких даже на кораблях поддержки!..
Этого оказалось достаточно, чтобы Гудман вспомнил, кто на самом деле отдает приказы. Его пальцы цепко охватили сенсорные рычаги точной наводки.
– Да, сэр, я взял его тепловой сигнал… – сообщил он, доворачивая орудия на рассчитанный компьютером угол.
Тот, кто смотрит на войну как на титаническое противостояние каких-то сверхлюдей, неких «крутых коммандос», рожденных на свет с оружием в руках, – этот человек знает о ней понаслышке, в лучшем случае – из дешевых фильмов-боевиков…
Война – это прежде всего ад, в котором погибают и возрождаются личности, страшный полигон для запредельных испытаний человеческой сущности…
Чтобы убить, особенно в первый раз, нужно пройти через отчаяние, страх, боль… Это чистилище. И вовсе не обязательно, что из него выходят очищенные души. Нет. Скорее – покореженные.
Равнодушие приходит потом. Кровавые будни войны заводят в тупик человеческую душу. Это капкан, ловушка, гарантированный бред по ночам на весь оставшийся отрезок жизни.
Мало кто возвращается оттуда к нормальному существованию. Люди, прошедшие через смерть, резко отличаются от остальных. Но и в своем кругу они не едины. Та боль или же наоборот, – равнодушие, – резко делят их на категории. В результате одни становятся героями нации, другие же – ее проклятием, память о котором долго плавает темными сгустками в поле зрения историков и политиков…
Жизнь берет горсти людей и швыряет их в бездонный омут войны, как слепых котят. А потом смотрит, как кто-то выплывает сам, кто-то тонет, а кто-то, спасая себя, карабкается на голову захлебывающемуся товарищу… или врагу, – тут уж как повезет…
В любом случае, изначально никто не умеет плавать, этому учатся – быстро, болезненно и жестоко…
…Игорь на секунду потерял сознание.
Очнулся он почти сразу: из багряного тумана выплыли неясные контуры приборных панелей, лопнувший экран вариатора целей, струйки дыма, что сочились из-под облицовки приборов…
Со стоном оторвав голову от амортизирующего валика кресла, он посмотрел вокруг, едва осознавая, что произошло.
Прямо напротив него, в разделенном на сектора бронированном колпаке кабины, зияла ровная строчка отверстий, окруженных