Дабог. Андрей Ливадный
вниз, на забранный в сталь и стекло человеческий муравейник, он не мнил себя богом, отнюдь. Глава Всемирного правительства и одновременно – президент так называемого Земного Альянса считал себя законченным реалистом, а значит, помнил и понимал: он сам когда-то вышел из чрева этого мегаполиса, который вмещал в себя десять миллиардов человек, – малую толику реального населения Земли. Муравейник жил по своим законам, и не стоило презирать его общественную силу, а уж тем более ворошить палкой и дразнить его обитателей.
Наоборот, глядя вниз, сквозь толщу бронированного стекла, он слишком явственно ощущал неровный пульс этой жизни, по-своему любил ее, желал ей добра в той же степени, как и себе, потому что они оказались слишком тесно взаимосвязаны – миллиарды людей и стоящая над ними власть.
Любить, презирать, понимать и бояться одновременно – что может быть мучительнее и слаще подобного балансирования на краю бездны? Хаммер тонко ощущал собственную власть. Он отвечал за копошащихся вокруг маленьких членов непомерно огромного общества, которое вплотную подошло к черте самоуничтожения и теперь стояло, с нездоровым любопытством заглядывая в собственную могилу.
Ситуация складывалась простой и драматичной одновременно.
Миллиарды людей, запертые в границах Солнечной системы, не могли быть обеспечены работой, сносными условиями жизни, ресурсами в принципе. Сколько бы ни старалось Всемирное правительство, дойдя до такого откровенного маразма, как перевод некоторых автоматизированных производств на частичный ручной труд, ситуация могла измениться только в худшую сторону. Бесчисленная армия потенциальных безработных уже составила практически восемьдесят процентов населения Земли и внутрисистемных колоний. Это были лишние люди, от рождения прозябающие на дотациях государства.
– Значит, мы не можем отправить их в космос?
Неожиданный вопрос не застал врасплох главу разведуправления.
– Сомневаюсь, что кто-то полетит, сэр, – без долгих колебаний ответил он. – Люди отвыкли от этого. Им не понравится, когда мы начнем запихивать их в морозильники и сплавлять, как четыреста лет назад, в сущую неизвестность, без обратного адреса.
– Да, я знаю… – ответил Хаммер, отходя от окна. – Идея добровольной колонизации изволила сдохнуть… – Он в задумчивости потер подбородок. – Дорогие предки подбросили нам хорошую свинью, верно? – мрачно пошутил он. – Они избавились тогда от бунтующей части населения очень ловко, но руководствовались при этом исключительно эгоистическим принципом «после нас – хоть потоп»…
Он неторопливо прошелся по обширному кабинету, остановился у рабочего стола, который окружали искусно декорированные под старинную мебель терминалы правительственной связи и консоли мощных сетевых компьютеров.
– Мы на краю бездны… – скорее для самого себя, негромко произнес он, выразительно постучав отполированным ногтем по столешнице рабочего стола, которая представляла в