Путь к сердцу. Элиза Райс
так поняла, эта стычка их уже не первая, – выдвинула свою догадку я. – И, мне кажется, в прошлом он тоже от нее получал.
– И поделом, – усмехнулся Веня, – ладно, давай чай пить. Мама тут меня решила откормить, пока я с небольшим сотрясением и плохо соображаю. Тебе, я смотрю, тоже не повредит. Худая, как швабра стала.
– Можно подумать, раньше ты хорошо соображал, – поддержала я веселый настрой друга, хотя внутри меня все буквально кипело от злости.
4
2006
Я шла от Вени, когда на часах было около шести вечера, на улице уже смеркалось. Мы просидели около двух часов, и он почти сумел избавить меня от грустных мыслей. Но стоило мне оказаться наедине с самой собой, как в голове тут же возникли красочные образы, которые предоставила мне моя богатая фантазия. Я прямо видела, как Веня, весь в крови и без сознания, лежит на холодном снегу совершенно один. Пока его не обнаружили работники кинотеатра, которые вышли выбросить мешки с мусором.
Веня рассказал, что скорую вызвал какой-то таджик, который работает уборщиком. И только когда Веня пришел в себя, уже в больнице, он назвал свое имя и продиктовал номер домашнего телефона, чтобы позвонили его родителям. Когда сделали все анализы, снимки, рентгены и стало ясно, что угрозы для его жизни нет, только тогда их отпустили домой, выписав рецепты и дав «ценные» указания. Врачи предложили остаться в больнице на пару дней для наблюдения, но Веня категорически отказался встречать Новый Год в больничной палате.
Я медленно брела по дворам и аллее, даже не замечая, как из глаз у меня катятся слезы. От злости, несправедливости и собственного бессилия. Если бы я была парнем, я бы, не раздумывая, пошла разбираться с Семеновым. Но я, девчонка весом в сорок пять килограммов, пугающаяся собственной тени, была не в состоянии что-либо сделать. И эта беспомощность злила и расстраивала меня еще больше.
Я проходила мимо своей школы, когда поняла, что из-за собственных слез не вижу дороги. Я присела на железный низкий поручень, прямо около школьного фонаря, чтобы успокоиться и не заявляться в таком виде домой. Не хватало еще добавлять волнения папе с бабушкой.
Я сидела и смотрела на свои заснеженные ботинки, слушая изредка доносящиеся шаги с тротуара. Было морозно и тихо, снег скрипел. И шаги идущих были слышны еще издали, метров за пятьдесят.
Я сидела и «медитировала» уже минут десять, как вновь услышала, что кто-то идет. Это только расстраивало. Не хотелось, чтобы что-то нарушало эту таинственную тишину. Есть что-то волшебное в зимних ночах. Когда снег, неподвижный, освещаемый лишь тусклым светом фонарей, издает свои какие-то неповторимые звуки. И в тот момент мне совершенно не хотелось никакой компании, даже невольной и кратковременной в лице случайных прохожих.
Я услышала, как тяжелые шаги остановились. Потом кто-то словно потоптался на месте, и вновь начал движение. По звуку я поняла, что этот кто-то направляется в мою сторону, но я продолжала надеяться, что какой-то прохожий просто решил срезать дорогу, пройдя через школьный