Муза ночных кошмаров. Лэйни Тейлор
его жизни. Что она такое, гадал он, и непременно бы спросил, если бы в эту секунду Ферал не указал вниз, на город.
– Смотрите, – сказал он, и все тут же позабыли о Привидении.
В Плаче что-то пришло в движение.
8. Улицы, словно каналы
Птица пролетела низко над городом.
Тень мчалась за ней в идеальном балете, мелькая на крышах, куда впервые за пятнадцать лет падало солнце. Золотые купола сияли в утреннем свете. Всего за ночь топография города кардинально изменилась. Там, где раньше было четыре якоря, – монументальных башни из мезартиума, – осталось только три. На месте четвертого остался расплавленный комок и большая неровная воронка, обрамленная обугленными руинами.
Растопленный якорь, сложенные крылья и новый голубой бог в цитадели над Плачем. Это что-то значило, и птица стала терять терпение. Она так долго ждала! Издав последний клич, она исчезла, захватив тень вместе с собой.
Улицы внизу наполнились, как вены, потоки людей пульсировали, как кровь, как дух, по городским артериям к выходу. Плач истекал своими жителями. Сто тысяч душ, и все стремились прочь. Они блокировали узкие проходы и жались друг к другу, подобно консервированным рыбкам – если бы консервированные рыбки могли сквернословить и обладали локтями, чтобы расталкивать друг друга. Их паника звучала как низкий напев. Они везли доверху наполненные имуществом тележки, на которых сидели бабушки, словно морщинистые королевы. Курицы суетились в клетках. Дети разъезжали на плечах у родителей, младенцев привязывали к спинам, а собаки держались поблизости, поджав хвосты. Что же касается кошек, они остались. Теперь Плач принадлежал им. Горожане бежали от ночной катастрофы и правды.
Божьи отпрыски.
Слова рвали и сплевывали сотни тысяч раз, а нашептывали и стонали в сотню тысяч раз больше, пока городские сердцебиения выплескивали своих людей за восточные ворота испуганным бурлящим потоком.
Среди них двигались тизерканские воины, пытаясь сохранить хоть какой-то порядок. Куда лучше прошла бы организованная эвакуация, район за районом, но жители скорее взбунтовались бы, чем дождались бы дома своей очереди. Поэтому тизерканцы не останавливали их, а лишь не давали затоптать друг друга в этой спешке. Воины были хорошо обучены и могли скрыть собственный страх, в то время как большинство просто хотели вклиниться в поток и сбежать с остальными.
В городе были и чужаки – фаранджи, – многие из них сидели в каретах, застряв посреди забитых улиц. Они стучали по потолкам кулаками и палками, пытаясь заставить возниц двигаться быстрее. Но те лишь пожимали плечами, тыкали в скопление тел – повозок, свиней на поводках, и как минимум на одну кровать с балдахином на колесиках и запряженную крупной козой – и придерживались былой скорости, очень медленно приближаясь к воротам.
В некоторых частях города царила тишина – особенно в районе расплавленного якоря, где прошлой ночью разверзся сущий ад.
Пожары потушили. Облачка пыли осели на обломки от взрыва. На краю