Марсианская сага. Иван VeganaMaia Вологдин
век,
К условиям, где даже сталь
Порою гнётся от планет.
-3-
В тот день подняли смену рано,
И рев сирен наполнил блок,
Кричал бугор: "Вставай народ!
Должны сегодня мы металла,
Добыть двойную норму в срок!"
Коверкал голос репродуктор,
Хрипела на пределе связь:
– Ну, Саша! Полно тебе спать!
С улыбкой мама, как инструктор,
Старалась сына раскачать.
Отец давно погиб на шахте
Обвал бригады не щадил…
С тех пор практически один,
Пахал на шахте Александр -
Главу семьи он заменил.
С рожденья – номер и число
Фамилий руссы не носили
Лишь на запястье выводили,
С рожденья чёрное ярмо,
Да так и в базу заносили.
У Саши номер триста восемь
А имена… то прошлый век
Но все же гордый человек
Назло системе имя носит -
Хоть самовольство – это грех.
Рабочие устои чтили
Превыше чем сухой закон -
Почти что каждый наделен
И именем, что наградили
Его родители потом.
Поэтому, смешно до боли
И отчество от папы есть.
Романович. Большая честь!
При этом в середине номер –
Фамилий в блоках просто нет.
Он в двадцать лет с седой главою,
Ходил в глубокие места,
Куда еще совсем едва,
Пробились люди малой кровью -
Ценою жизни горняка.
"Что им горняк? Лишь единица"
Подумал Саша, хмуро встав,
Вот только дрогнули уста,
Горняк тот другом приходился,
Что редкость в столь лихих местах.
Умылся. В деснах привкус крови
Вода – коричневый поток,
И сер и низок потолок,
Такая многих нынче доля
Оплата – маленький паёк.
Кровать из ржавого металла
Посередине – чёрный стол
Из камня местного возвёл
Его когда-то Сашин папа,
По полу вещи все вверх дном.
Стандартный быт семьи рабочих,
Стандартный и унылый день.
Пахали много – в пару смен.
Бывало часто Сашу ночью
Могли поднять. И в день затем.
Герой стоит. Он крепок телом
Хоть бледен, как снега и льды
Покровы кожные чисты,
Что редкость в замкнутых системах
У многих – страшные угри.
Безвкусный завтрак старой кашей –
Чугунный, чёрный котелок
Не даст ему наесться впрок
В соседней, старой, серой чаще
Стоит обычный кипяток.
Помимо мамы – брат с сестрою.
На них раздельных нет пайков,
Поэтому у батраков
Еда давно была судьбою,
На Марсе новый век суров.
В конце двадцать второго века
На самой Красной из планет
В исход давно надежды нет
Судьба пытает человека,
Что