Остров. М. А. Беннетт
набрал в грудь побольше воздуха:
– Я могу научиться какому-нибудь ремеслу. Стать автомехаником. Кодировщиком. Работать в техподдержке.
Папа сложил руки будто на молитве.
– Сынок, мы нисколько не возражаем, если ты хочешь получить такую профессию. Но сначала закончи университет, чтобы иметь надежный тыл.
– И кроме того, – заговорила мама, и на ее лице проступило странное выражение. – Ты же всегда говорил… мы всегда говорили… – Она запнулась и сжала губы, на которых, как обычно, отсутствовала помада. Мама избегала смотреть мне в глаза, и вдруг я узнал это выражение на ее лице – это же было мое выражение лица, те самые черточки вай-фая на лбу. Мама чуть не плакала, и, когда я сообразил отчего, я с трудом сумел в это поверить.
– Это про то, что я стану президентом?
Она промолчала.
– Ты об этом, да?
– Нет, милый, конечно, нет. Смешно было бы думать об этом.
Потрясающе.
– Мам, наверняка можно стать президентом и без высшего образования. Вон хоть Трамп. Он, должно быть, и школу-то не закончил.
Мама принялась составлять тарелки одну на другую, очень тщательно, как будто от любого неосторожного движения они могли разбиться – весь мир мог разбиться вдребезги.
Этот спор – повышенные голоса, мамины слезы – оказался лишь первым из многих. Родители испробовали все способы. Они предлагали мне машину, роскошные каникулы, смартфон. Может быть, я соглашусь перейти в другую школу?
В технический колледж? Я отверг все приманки и все варианты дальнейшей учебы. За три года я успел понять, что не умею ладить с людьми. Я попросту не нахожу с ними общий язык. Так что мне требовалась работа, где человеческое общение сводится к минимуму. Вот машины – то, что надо. Мне требовалась работа для мальчика-острова.
– Почините мой компьютер!
– Готово, мэм.
– Почините мою машину!
– Можете ехать, сэр!
В ту завершающую неделю учебного года я впервые в жизни всерьез спорил с родителями. В итоге они вызвали меня к себе в кабинет, словно собирались объявить об увольнении, и усадили перед столом.
Оба они сидели в кожаных креслах, за ними уходили под самый потолок книжные стеллажи. Прямо над головой мамы я разглядел Библию в кожаном переплете, над которой я плакал в свой первый день в Осни, когда Лоам сломал мои очки – сломал их в первый раз. Первый из многих-многих разов. Меня травили три года. Пора с этим покончить.
– О’кей, лапонька. – Мама не столько заговорила, сколько испустила тяжелый вздох. – Мы предлагаем компромисс.
Уже хорошо: всю неделю мне не удавалось стронуть их с места. Я подался вперед. Теперь настала очередь отца.
– Мы готовы позволить тебе уйти из школы и начать работать.
Я вскинул в воздух кулак. Словно победитель спортивных состязаний:
– Йееееес!
– Но у нас с папой есть условие, – вмешалась мама.
Я снова откинулся к спинке стула.
– Какое?
В принципе, я бы на что угодно согласился,