Бегство в Египет. Петербургские повести. Александр Етоев
сказал он, ковыряя в носу. – Пять отнять четыре будет один.
– Три, – сказал я секундой позже. – Неподбитыми остались три глаза.
– Ясно, три, – подтвердил Щелчков.
Лицо у хулигана Матросова сделалось табачного цвета.
– Это как это? – Он опасно взглянул на Звягина. – От пяти, – он поднял пять пальцев, – отнять четыре… – Матросов загнул четыре. – Будет… – Он долго смотрел на палец, оставшийся после операции вычитания, и медленно шевелил губами. Лицо его расплылось в улыбке, из табачного превращаясь в розовое. – Один! – Он торжественно поднял палец, потом сложил из кулака фигу и покрутил ею у меня перед носом. – Накось выкуси, математик. А теперь проверим ответ на практике.
Матросов поплевал на кулак. Я напрягся, ожидая удара. Сзади сипло, как натруженный чайник, мне в затылок дышал Щелчков. Рука моя, не знаю зачем, сунулась в карман брюк. И сразу же нащупала коробок. Откуда он там взялся, не понимаю. Пальцем я погладил наклейку.
Только я это сделал, как сверху, с необхватного тополя, под которым мы все стояли, посыпались какие-то щепочки и прочий древесный вздор. Ветки наверху заскрипели.
Мы разом подняли головы.
Метрах в четырёх над землёй из рогатины раздвоенного ствола на нас глядело свиное рыло.
От этого угрюмого взгляда в голове моей стало пусто: оттуда выдуло и память о коробке, чудесным образом объявившемся у меня в кармане, и о коварном хулигане Матросове, и вообще обо всём на свете. На всякий случай я зажмурил глаза. Когда я их наконец разжмурил, вокруг стояли тишина и покой. Топот хулиганской четвёрки делался всё тише и тише и скоро затих совсем. Значит, от Матросова мы отделались. Оставалось свиное рыло.
Прикрывая руками голову, я с опаской взглянул наверх.
Рыло никуда не исчезло; молча пялилось на нас с высоты, и совершенно неясно было, какие мысли у него на уме. Так оно смотрело, молчало, потом сказало очень знакомым голосом:
– Ребята, это я – Шкипидаров. Снимите меня отсюда, я уже всю задницу отсидел!
Сзади зашевелился Щелчков.
– Какой же ты Шкипидаров, – сказал он, выступая вперёд. – У Шкипидарова лицо не такое. И вообще, Шкипидаров рыжий.
– Шкипидаров я, Шкипидаров, – не унималось свиное рыло. – Это я от погони спрятался.
Вплотную подойдя к дереву, Щелчков задумчиво поскрёб по стволу.
– Голос будто похожий, – сказал он, сощурив глаз. – Но лицо… – Он снова задумался. Потом хитро посмотрел на меня, подмигнул и спросил у рыла: – Слушай, если ты Шкипидаров, ответь-ка мне тогда на вопрос: в пятницу в школьной столовке сколько ты съел пирожков на спор с Барановым и Козловым?
– Одиннадцать, – ответило рыло. – Шесть с мясом и пять с повидлом.
Всё правильно. Мы со Щелчковым переглянулись.
– Как же ты так забрался, – спросил Щелчков, – что слезть обратно не можешь? И почему у тебя другое лицо?
– Это у меня не лицо. Лицо моё – оно вот… – Из-за рыла высунулась рука, подвинула рыло в сторону, и мы увидели лицо