Не разлучайте нас. Моника Мерфи
веки, стараюсь быть терпеливой. Не надо на нее злиться. Она желает мне только добра. – Я бы хотела все посмотреть одна. Если мне станет грустно или страшно, или что-то еще, я позвоню, обещаю.
– Ладно, – она печально вздыхает, – о’кей, я просто… хотела тебе помочь.
– Ты очень помогла.
– Твой папа… – но тут голос изменяет ей, и она вздыхает. Она скучает по папе. Как и Бренна. Они обе такие сентиментальные, им пока еще слишком больно о нем говорить. А я ничего не чувствую, потому что потеряла его очень-очень давно.
Молчу и жду, когда она продолжит:
– Возможно, он вел себя не так, как нам бы хотелось. Но знай, что он все равно любил тебя. И до, и после того, что произошло.
Мама защищает его, я понимаю, но это неправда. Может, он и любил меня, но уже не так. Ему казалось, что я испорчена. Перестала быть его маленькой девочкой. Женщина в теле ребенка.
Мне почти тринадцать…
Помню, я считала себя очень взрослой. Казалось, что сейчас я пересеку это волшебную грань между двенадцатью и тринадцатью годами и превращусь в женщину с формами и грудью, и месячными и, может быть, даже… кто знает… с бойфрендом.
Но этого так и не произошло. Я морила себя голодом. Мне казалось, что я недостойна пищи. Недостойна жизни. Стала весить сорок килограммов. А месячные начались у меня только в шестнадцать лет. Бойфренд так и не появился. Выпускного бала не случилось. Я не ходила на дискотеки. Не было никакого футбола, вечеринок, ночевок с друзьями – ничего. Все это пугало меня. Я боялась мальчиков. Хуже того, я до смерти боялась мужчин. Особенно мужчин-учителей. Они все время изучающее смотрели на меня. Я чувствовала, как они буквально ощупывают меня взглядами. Ноги, далее вверх по бедрам, вдоль линии живота, вокруг груди.
Слезы непроизвольно брызнули у меня из глаз.
– М-м, спасибо, мам, я пойду. – Я вешаю трубку, не дав ей договорить, и аккуратно кладу телефон на диван позади себя. Слезы текут по щекам, их совершенно невозможно остановить.
Я не в порядке. Мне казалось, что я в порядке, но, конечно же, это не так.
Я надеялась, что, рассказав свою историю, раз и навсегда освободившись от нее, стану свободной, почувствую себя невинной. Последние восемь лет своей жизни я ощущала себя грязной развратной шлюхой – спасибо интернету за то, что эти мысли поселились у меня в голове. Теперь казалось мне, я смою с себя всю грязь и снова стану прекрасной и чистой.
Но этого не случилось.
Меня изнасиловали в худшем из смыслов.
Изнасиловали мою душу.
Мои чувства.
И в свете этого физическое насилие отступает на второй план.
Сейчас
В нетерпении я сижу на краешке дивана и жду, когда начнется передача на новостном канале: с девяти до одиннадцати я буду смотреть на Кэти. Целых два часа. Буду чувствовать вину, буду чувствовать себя подлецом. Но, как бы то ни было, сгораю от нетерпения. И нервничаю.
Они не смогут не упомянуть обо мне. Я напрямую связан со всей историей. Ее историей. Буду ли я выглядеть отрицательным