Нет меня без тебя. Сборник рассказов. Алеха Юшаева
развесил небольшие пушистые ленты по квартире. Он пыхтел и вертелся вокруг ёлки, зацепляя игрушки за хвою. Жаль, что она потом осыплется. Но это потом. Теплый, он прижался ко мне. Ты чего? Я рад. Так рад, что проведу этот день и эту ночь с тобой. Дурашка, тебя никто не выгоняет, оставайся все праздники. Хоть навсегда. Смотрит удивленно. Что? Ты серьезно? Когда же это я шутил над тобой? Постоянно. Или это был не ты? Если ты хочешь, можешь остаться настолько, насколько тебе угодно. Покосился на ёлку. Красивая, правда? Правда. Выбрасываешь её, чур, ты. Успеется. Иди ко мне. Обнимает. Я не знаю, почему я вообще обратил на него свое внимание или это сделал он. Я не знаю, почему мне так хорошо сейчас лежать с ним на полу или чувствовать, как рыжие мягкие волосы щекочут мою кожу. Я не знаю, почему хочу встретить с ним новый год или пить кофе по утрам за одним столом. Иногда он бывает невыносим. Но куда его выносить, он же не ёлка? Пусть остается у меня. У нас. Робкие холодноватые пальцы бегают по моей шее, поднимаясь всё выше. Обхватив голову, он притягивает меня к себе. Мягкие губы целуют меня осторожно, с опаской, с желанием, страстью. Ничего не надо. Оставьте его, мой подарок.
За закрытыми дверями
Вечер пятницы. Сидим на диване перед телевизором и смотрим слезливую мелодраму, о которой назавтра же забудем. Под ногами – банки из-под газировки и коробочки от доставленной еды. На маленьком столике разбросаны мои нотные записи с коричневыми кругами от утреннего кофе.
Вик пришел ко мне после нескольких пар и пятичасовой смены в магазине. Ему приходится подрабатывать, чтобы быть более свободным от родительского кошелька. К сожалению, он очень устает, пребывая в таком напряженном состоянии. Постоянно. Даже выходные не выдаются такими беззаботными, как у многих студентов инженерного, что целыми днями катаются по улицам города. Берет дополнительную работу, когда есть возможность, подменивает кассиров, внезапно заболевших, помогает в зале, где покупатели постоянно что-то спрашивают. Изводит себя конкретно. А потом дрыхнет у меня, вдали от семейной суматохи и проблем.
Устал. Голова склонилась на плечо, глаза закрылись, руки, сцепленные в замок, распались, как два положительных полюса магнита. Я убавил звук, чтобы случайно не разбудить работягу, положил на его жилистые ноги вязаный плед и тихо присел рядом. Если бы он узнал, что я так долго и внимательно пялюсь на него, Вик снес бы мне голову. Ему не нравится, когда его смущают. А я смущаю.
На рыжей жесткой бороде играют лучи телевизора. Я бы прикоснулся к ней, но тогда он проснется. Пусть отдыхает. Нос сонно морщится, словно ему дали понюхать перцу или луку. Так хочется разгладить эти волнистые складки, чтобы их никогда больше не было здесь, но тогда он откроет глаза. Пусть набирается сил. Смотрю на его мерно дышащую грудь с рисунком темного медведя, и желание лечь на неё возникает все сильнее. Но я разбужу его, нарушу сон. Пусть спит.
На экране счастливая пара горячо обнимается, вот они обмениваются кольцами,