Элмет. Фиона Мозли
у них имелось великое множество, а их нарядные мамаши после занятий всегда вовремя встречали отпрысков у школьных ворот, чтобы на следующее утро доставить их туда же, снабдив сэндвичами, бисквитами с джемом и пакетиками сладкого яблочного сока, который становился еще более сладким в нагретом утренним солнцем классе.
Думается, для мальчишек это в порядке вещей – не допускать девчонок в свои мальчишеские игры, но мне также думается, что большинство девчонок отлично это знают и потому даже не напрашиваются. А вот Кэти, конечно, напрашивалась и получала отказ. Она просила снова, и снова ей отказывали. А когда она однажды сказала, что это несправедливо, Грегори Смоутон заявил, что это его личный мяч и потому он сам решает, кого брать в игру, а кого нет. И все же она попыталась вмешаться. Вышла на поле и заняла вроде бы верную позицию, а когда мяч очутился поблизости, бросилась к нему. И завладела им. Но сразу вслед за тем возникли затруднения. Не состоя ни в одной из игравших команд, она не имела понятия, в какую сторону бежать, кому пасовать, на какие ворота нацелиться. Помню, как она замерла над мячом, и мальчишки тоже замерли, не зная, пойти в отбор или просить пас, пока вдруг не догадались по озадаченному виду Кэти, что она не настроена ни на то, ни на другое.
Какая-то часть меня до сих пор хочет, чтобы она тогда погнала мяч по полю – не важно, к чьим воротам, – и, обведя всех игроков, точным ударом отправила его мимо голкипера в сетку. И потом стала бы настоящей футбольной сенсацией. Но в действительности никто так и не увидел ее играющей в футбол. Она еще немного постояла над мячом, а затем просто ушла. Покинула поле, перейдя на его противоположный край. Как она сказала позднее, отвечая на мой вопрос, ей в ту минуту вдруг стало понятно, что эта игра в любом случае останется их игрой. Даже если она примет в ней участие, даже если у нее хорошо получится, это все равно будет их игра.
Однако их внимание Кэти привлекла. Она их реально взбесила. И весь остаток той четверти стоило только ей остаться одной, как они нападали, тащили ее в какой-нибудь закуток и там били, пинали, а порой и душили. Она вырывалась и убегала или же молча защищалась: отталкивала их руки и как могла блокировала удары. Но не предпринимала никаких решительных действий. Ничего такого, что могло бы положить этому конец. А поскольку у мальчишек не было причин останавливаться и поскольку это было весело и приносило удовлетворение, они продолжали в том же духе. Прошло несколько недель, травля не прекращалась: они избивали ее за мусорными баками или в парке между школой и нашим домом, а иногда на пляже, куда мы с ней отправлялись побродить по мелководью.
Но что-то должно было произойти. Что-то сместилось в ее сознании. Я не знаю, что дало этому толчок – какое-то конкретное действие или, может, сам факт моей вовлеченности в события, – но это наконец случилось.
Дело было в пятницу. В последнюю пятницу перед Страстной неделей. Накануне начались пасхальные каникулы. Первый свободный от занятий день