Татуировщик из Освенцима. Хезер Моррис
капо обнаружил правду?
– Нет. – Измученный работой мужчина зевает. – Но капо так взбесился, что забрал Арона.
Лале пытается сдержать слезы.
Второй сосед по бараку перекатывается на локоть.
– Ты увлек его благородными идеями. Ему хотелось спасти хотя бы одного человека.
– Спасти одного – значит спасти мир, – завершает Лале фразу.
Заключенные на время умолкают. Лале смотрит в потолок, смахивая слезы. Арон не первый, кто погибает здесь, и не последний.
– Спасибо вам, – говорит он.
– Мы пытались продолжить начатое Ароном, старались спасти человека.
– Мы сменяли друг друга, – говорит паренек снизу, – тайком приносили воду и насильно кормили тебя своим хлебом.
Другой подхватывает историю. Он поднимается с нижней койки – изможденный, с мутными голубыми глазами и глухим голосом, но все же жаждущий рассказать свою часть истории.
– Мы меняли твою промокшую одежду. Брали другую у тех, кто умирал ночью.
Теперь Лале не в силах сдержать слезы, и они бегут по худым щекам.
– Не могу…
Он ничего не может поделать, но он исполнен благодарности. Он понимает, что за ним долг, который он не в силах отдать здесь и сейчас, а практически – никогда.
Он засыпает под задушевные еврейские песнопения людей, не утративших веру.
На следующее утро Лале стоит в очереди на завтрак, когда рядом появляется Пепан, молча берет его за руку и уводит в сторону главного лагеря. Там из машин выгружают человеческий груз. У Лале такое чувство, будто он смотрит сцену из классической трагедии. Некоторые актеры прежние, но большинство новых, их роли еще не написаны, не обозначены. Его жизненный опыт не помогает ему в понимании происходящего. Он как будто вспоминает, что был здесь прежде. Не как наблюдатель, а как участник. Какова будет его роль теперь? Он закрывает глаза и, мысленно глядя на свою левую руку, воображает, что видит себя другого. На руке нет номера. Вновь открыв глаза, он смотрит на татуировку на своей реальной левой руке, потом переводит взгляд на происходящее перед ним.
Он видит сотни новых заключенных, собранных здесь. Мальчики, юноши, все с выражением ужаса на лицах. Цепляются друг за друга, обхватывают себя руками. Эсэсовцы с собаками ведут их, как агнцев на заклание. Они подчиняются. Выживут они или умрут, этот день будет решающим. Лале не идет больше за Пепаном, он останавливается как вкопанный. Пепан возвращается и подводит Лале к небольшим столам с инструментом для татуировки. Тех, кто прошел отбор, выстраивают в линию перед их столом. На этих людях поставят клеймо. Прочие вновь прибывшие – старые, немощные, без выявленных навыков – ходячие мертвецы.
Раздается выстрел. Люди вздрагивают. Кто-то падает. Лале смотрит в направлении выстрела, а Пепан отворачивает его голову в сторону.
К Пепану и Лале направляется группа эсэсовцев, в основном молодых, под командой старшего офицера. От сорока пяти до пятидесяти лет, с прямой спиной, в безупречной форме, фуражка ловко сидит на голове – настоящий манекен.
Эсэсовец останавливается перед ними. Пепан