Идеальная мать. Эйми Моллой
«Синюю птицу».
Поезд остановился на нужной Колетт остановке, она с трудом поднялась по ступенькам и прошла через Сити-Холл парк, где толпа туристов фотографировалась у фонтана. У них с Уинни был еще один разговор, о котором она не упомянула в беседе с Марком Хойтом, разговор, о котором она вспомнила только прошлой ночью.
После самой первой встречи «Майских матерей» они с Уинни вместе шли домой. Они не спеша брели вдоль ограды парка, стараясь идти по тени. Колетт вспомнила запах жареных орехов, которые продавались на углу, – там Уинни остановилась и купила пакетик кешью. И там Колетт, сама того не желая, призналась, в каком ужасе она была, узнав, что забеременела.
«Я несколько месяцев говорила, что это ошибка, – сказала она. – Сейчас я счастлива, но случилось это далеко не сразу. Я не была готова».
Уинни бесстрастно посмотрела на Колетт: «Могу тебя понять».
«Правда?» – спросила Колетт и почувствовала прилив облегчения. С тех пор как она познакомилась с «Майскими матерями», она чувствовала себя изгоем, чуть ли не самозванкой среди всех этих женщин, которые, казалось, всю свою жизнь только и ждали, чтобы стать мамами. Которые уже много лет следили за циклом, измеряли температуру, после секса лежали, задрав ноги, и надеялись, что в этом месяце повезет. Такие, как Юко, которая перестала принимать противозачаточные в ночь помолвки. Или Скарлет, которая стала веганом, готовя свое тело к беременности и родам. Или Фрэнси, которая сразу, на самых первых встречах, рассказала, как непросто ей было после двух выкидышей, как дорого стоили две попытки ЭКО и что у них долг во много тысяч долларов.
«А у тебя как было?» – спросила Колетт у Уинни, но та лишь отмахнулась.
«Как-нибудь потом расскажу», – сказала она, роясь в кошельке.
К ним повернулась пожилая женщина с бумажным стаканчиком с орехами в руках. Увидев их округлившиеся животы, она улыбнулась. Она положила руку Уинни на плечо: «Вы и представить себе не можете, что вас ждет, – сказала она, и глаза ее увлажнились. – Самое прекрасное, что может быть на свете».
«Это было мило», – сказала Колетт, когда женщина ушла.
«Тебе так показалось? – спросила Уинни, не глядя на нее. Она смотрела словно сквозь нее, сквозь каменную ограду, в парк. – Почему все так любят говорить о том, что мы обретем? Почему все молчат о том, что мы потеряем?»
Поднимаясь по ступенькам ратуши, Колетт вспомнила фотографию Мидаса с подписью: «Жирафиха Софи, французская игрушка-пищалка, популярная у американских родителей, и голубое детское покрывало тоже пропали. Если вы владеете какой-либо информацией, просьба обратиться в полицию Нью-Йорка по номеру 1-800 – линия для анонимного сообщения информации, связанной с преступлениями криминального характера».
Кем бы ни был человек, который похитил Мидаса, зачем ему было брать с собой все эти вещи? Заходя в лифт, Колетт решила, что это хороший знак. Ведь только кто-то, кто его любит, – или, по крайней мере, не собирается причинить ему вреда, –