Толстовский дом. Елена Колина
в тридцать шестом году Кутельман и его жена чуть не сели в тюрьму – он за теорию чисел, она за теорию множеств.
В «Правде» назвали Лузина «врагом в советской маске». Его и нескольких учеников – Кутельман и его жена были названы в их числе – обвинили в том, что они публиковали статьи в западных научных изданиях, а от советской научной общественности результаты своих работы скрывали.
В прихожей Кутельмана уже стоял собранный чемоданчик с теплым бельем и куском мыла, но Кутельману, его жене и другим математикам повезло. Партийные вожди, которые помешивали страшное варево в стране, сообразили: с математиками не стоит возиться, арест математиков не такой сильный удар по сознанию масс, как процессы отравителей рек или врачей-убийц. Людям все же трудно представить, что теория множеств и теория чисел впрямую угрожают счастью рабочих и крестьян.
Математического процесса не было. Чемоданчик не пригодился, исчез из прихожей, но не из сознания Кутельмана, – он испугался, прекратил работать над теорией множеств. Жена его прекратила работу более естественным образом – в тридцать седьмом году родился Эмка, и рисковать оставить ребенка сиротой ради теории множеств было немыслимо.
Кутельман ушел из науки в образование. Он создал кафедру в Институте Герцена – Педагогический институт имени Герцена был в научном смысле по сравнению с университетом институтом второго сорта, но Кутельман больше не занимался чистой математикой. Он написал несколько учебников, один из них стал классическим учебником по высшей математике, по которому учились поколения студентов, – но и это не помешало ему сесть в сорок восьмом. Обвинение было настолько одиозным, что, вспоминая о нем, Кутельман всегда совершал ряд одинаковых движений: вздрагивал, недоуменно пожимал плечами, разводил руками, моргал, – обвинение было оскорбительно нелогичным, противоречащим себе даже в формулировке.
В пятьдесят четвертом Кутельман был освобожден, оправдан, но работу в вузе получить не смог. Пять лет он преподавал математику в школе в Гатчине, и только в пятьдесят девятом году тогдашний ректор Ленинградского университета взял его к себе на матмех на место профессора. Через несколько лет ректор добился для него квартиры в Толстовском доме. К тому времени, как Мария Моисеевна назвала его «ненастоящим профессором», у него защитились 13 аспирантов.
«Ненастоящий профессор» Кутельман был идеалист – считал, что все в жизни должно быть получено своим трудом. Отказался избираться в членкоры Академии наук, объяснив это тем, что звание ничего не прибавит к его научным заслугам, а академическими привилегиями он пользоваться не желает. Вот если бы он своими руками построил домик, это было бы правильно, ну а раз не может, нехорошо иметь академическую дачу в Комарово как приложение к званию. Возможно, его жена отнеслась бы к академическим привилегиям иначе, но она умерла вскоре после переезда в Толстовский дом, и он так никого и не приблизил к себе,