Толстовский дом. Елена Колина
все нормально?.. – откинувшись на спину, обиженно прошептал Андрей Петрович. – Ты здорова, у тебя ничего не болит?
Не болит?..
В этот раз Ольга Алексеевна не притворялась, – забыла притворяться. Забыла притворяться, забыла, что он «грубый», а она «нежная», и машинально отозвалась ему как хорошо работающий механизм, даже вскрикнула в конце. И он напрягся, не понимая, и не решился сказать недовольно – что это с тобой?..
– Голова болит, устала, – извиняющимся тоном сказала она, – прости…
Ольга Алексеевна едва сдержала смешок. Сколько мужей в Толстовском доме этой ночью услышали от своих жен «голова болит» как извинение за холодность, столько мужчин привычно обиделись на жен за их равнодушие, а у них с Андреем Петровичем наоборот – она просит прощения за горячий отклик. Господи, неужели за столько лет брака он так ничего и не понял! Каким же наивным может быть мужчина в постели, такой властный, такой важный, такой НАЧАЛЬНИК, вот уж воистину любая женщина в постели обведет вокруг пальца любого мужчину… Но она и правда устала – устала от напряжения, от мыслей об этой… Нине. Какая она, эта девочка?..
– Может быть, съездить, осторожно порасспросить соседей, учителей, какая она, эта девочка… Ну просто чтобы понять, есть ли у нее качества ее матери или… – сказал Андрей Петрович, перекатившись на свою сторону кровати, и – страшным шепотом: – Или ОТЦА?
– Патологическое упрямство. Нежелание считаться с семьей. Эта ее бешеная страсть, совершенно противоестественная, неуместная для приличной женщины. Асоциальность. Это – от матери, – перечислила Ольга Алексеевна. – А что может быть от отца – лучше вообще не думать об этом. Она может оказаться воровкой, развратницей… Но даже если она просто тупица или хамка, этого уже достаточно, чтобы испортить нам жизнь.
Ольга Алексеевна и сама уже думала, не поехать ли в разведку, но отбросила этот план как неконструктивный. Можно съездить, но что это даст? Что такого могут сказать соседи и учителя, чтобы это повлекло за собой решение – непременно брать? Что одиннадцатилетняя девочка не пьет, не привлекалась к суду? …О господи, к суду!..
На экране мельтешили Ипполит, Женя и Надя…
– Олюшонок, ты спишь?.. Есть еще один очень важный аргумент – жилплощадь. Ты понимаешь, о чем я?.. У нас большая квартира в центре. Сейчас вся наша жизнь распланирована наперед. Если я буду жив-здоров, я сделаю квартиры девочкам. Если мне придется уйти на другую работу или на пенсию, мы разменяем нашу квартиру на три квартиры, одну нам и две девочкам. Наша жизнь и жизнь девочек в любом случае устроена навсегда. Ты понимаешь?..
Ольга Алексеевна устало кивнула – что ж тут не понять, их жизнь устроена навсегда.
– А если прибавить ко всему эту Нину, ситуация в корне меняется, – Андрей Петрович говорил медленно, значительно. – Мы должны будем ее прописать. ПРОПИСАТЬ! Ты понимаешь, что такое прописка?! Впоследствии она сможет претендовать на жилплощадь. Прописка – это навсегда.
– Конечно,