Смерть и дева. Эхо незнакомцев (сборник). Глэдис Митчелл
посаженной головой гречанки и округлым, волевым подбородком.
С мужем она держалась сурово, но приветствовала свободу выражений его вкусов. Она имела обоснованное, пусть и критическое отношение к его способности добиваться своего и редко выпускала супруга из виду, так как мистер Тидсон обладал слабостью (подмеченной апостолом Павлом в афинянах) постоянно желать чего-то нового, и в стремлении к этой новизне он склонен был попадать в неприятные переделки.
– В любом случае, – решил мистер Тидсон, – я могу и отправлюсь за местной газетой, где найду более полный отчет по сравнению с тем, который я только что показал Конни. – Он благожелательно улыбнулся своей племяннице, которая нахмурилась в ответ. – Кроме того, я схожу в библиотеку почитать об Уинчестере, реке Итчен, наядах, рыболовстве и фольклоре Гемпшира. Я так люблю все новое, а это будет восхитительно ново. Ведь я могу уже сегодня днем провести предварительные изыскания, прежде чем мы покинем Лондон.
Обрадовавшись, что для мистера Тидсона нашлось невинное занятие по убийству времени, его жена и мисс Кармоди немедленно выразили свое согласие, а Конни всем своим видом демонстрировала безразличие и неоправданное пренебрежение, – учитывая, что мистер Тидсон рассказал ей о наяде по ее же собственной просьбе.
– Я телеграфирую насчет гостиницы, – сказала мисс Кармоди. – Мы поселимся в «Домусе». Мы с Конни всегда там останавливаемся. Во всех отношениях великолепный отель, хотя, конечно, не дешевый.
– Но чего ради все это затевается? – спросила Крит, отсутствовавшая, когда мистер Тидсон объявлял о великом открытии. – Что нам делать в Уинчестере? По-моему, никчемная затея.
– В Гемпшире появилась наяда, моя дорогая Крит, – объяснил мистер Тидсон.
– Чепуха, дядя Эдрис. – Конни впадала в раздражение при одной только мысли, что деньги ее тети будут выброшены на этих Тидсонов. – В Гемпшире наяд нет. Никогда не было и не будет. Гемпшир был частью Уэссекса. Вам это известно не хуже меня!
– Король Альфред, не говоря уже о его благочестивом отце Этельвульфе, не допустил бы наяд в страну, которой и без того угрожали викинги, – согласилась мисс Кармоди.
– Рыжие. Жуткие люди, – подтвердила Крит, познакомившаяся на Тенерифе с двумя датчанками и обнаружившая, что они не уступают ей в красоте. – Не люблю викингов.
– Однако в Гемпшире были римские поселения, – мирно продолжала мисс Кармоди. – Может быть, римляне с их склонностью присваивать чужое запустили украденную греческую наяду в воды Вента Белгарум?[2]
– Возможно, – признала Крит, теряя интерес к теме. – Во всяком случае, Эдрис, похоже, полон решимости отдохнуть, и он вполне может гоняться за наядой, или за бабочками и синицами… или за дочерью сеньора дона Альвареса Педилла-и-Лампада, как это случилось в последний раз, – мрачно добавила она. – У него аморальный зуд.
– Когда же мы едем? – требовательно спросила Конни, не любившая Крит почти так же сильно, как
Древнеримское название Уинчестера. –