Волк для Шарлотты. Марго Генер
на отца, я покачала головой и сказала:
– Нет. Он не сделал дурного, вроде.
Отец облегченно выдохнул и поднялся со стула. Доски пола под ним скрипнули, а отец произнес:
– Вот и славно. Грэм достойный человек. С хорошим достатком. Ты и ваши дети будут одеты, обуты и всегда сыты. Тем более, его отец родом из Неудержимых земель, что значит, их род плодовит. Уважай его.
Потом накинул сюртук и мимо меня направился к выходу. Когда дверь за ним захлопнулась, я выдохнула, плечи опустились.
В присутствии отца всегда робела и не знала, как себя вести. Хотя ко мне, как ко младшей дочери, он всегда относился хорошо и, можно сказать, баловал. Позволил не выходить за муж до восемнадцати лет. Но когда Грэм заслал свата, отказывать не стал.
Грэм всегда славился неуемным нравом, затевал драки и разборки в таверне, на что отец говорил, мол, это хорошо. Горячий темперамент мужа – залог здоровых детей. К тому же он будет хорошим защитником. Сам Грэм гордился, что его уважает даже такой известный жнец, как мой отец. Мне же это замужество казалось пожизненным рабством без возможности освободиться. Но пойти против воли родителей не возникало даже мысли.
Поставив тазик на скамью возле печки, я тяжело вздохнула и некоторое время грела пальцы у очага. Дав дыханию время успокоиться, я вяло размышляла о своей судьбе с Грэмом, которой не избежать. Потом смахнула слезинку со щеки и выпрямившись, поднялась по ступенькам на второй этаж.
В коридоре встретила мать. Она расправляла занавески на единственном окне в самом конце. Когда подо мной скрипнули половицы, она резко оглянулась. Взгляд испуганный, губы раскрыты, а в волосах застряла солома.
Лишь, когда поняла, что это я, плечи расслабленно опустились, она выдохнула и произнесла:
– Шарлотта… Это ты. Я думала отец.
– Он ушел, – сказала я тихо. – Наверное, в Таверну. Сегодня ведь праздник третьего урожая.
Она от чего-то облегченно расслабила плечи. Отец всегда был строгим и не делал послаблений ни жене, ни сыновьям, ни дочерям. А мне, после произошедшего в конюшне хотелось родительской заботы, но все, на что был способен отец, он уже проявил.
Мама заметила мое настроение. Она подошла и заглянула в глаза.
– Что с тобой, дитя мое? – спросила она.
Мама всегда была чуткой и доброй женщиной. Сейчас, когда мы остались вдвоем, захотелось забраться к ней на колени и расплакаться, как маленькой девочке. Подбородок задрожал.
Мама, охнула и, толкнув дверь, увлекла меня в комнату. Когда усадила на кровать, опустилась рядом и произнесла:
– Ну? Что такое? Расскажи мне, как есть.
– Мама… – прошептала я, глотая рыдания, которые вот-вот вырвутся наружу, – я не хочу…
– Что не хочешь, милая?
– За муж за Грэма, – всхлипнула я, а слезы прорвали запруду и покатились горячими дрожками по щекам.
Страх и обида на несправедливость захлестнули с такой силой, что захотелось бросить все и убежать в Терамарский лес, куда ни один человек в здравом уме по доброй воле не сунется. Лес, которого сторонятся