Живой алмаз Шаданакара. Ая Лазарева
было неспокойно, бои шли в тридцати километрах от ее села, но отдаленный грохот канонады присутствовал всегда. Он не исчезал даже когда не было слышно разрывов, не оставлял ни ночью, ни днем. Анна не понимала, что это – может быть страх перед неизвестностью, а может на самом деле, где-то недалеко не утихал бой. Наконец, она увидела старенькую зеленую пятерку, с выбитым задним стеклом. Сердце радостно забилось – он, должен быть он! На перекрестке жигули остановились на секунду, и показался знакомый силуэт. Аня радостно бросилась вперед. Оставалось совсем чуть-чуть, вот он, родненький, любимый!
Но тут что-то случилось, пыль под ногами неожиданно стала черной железной стеной! Анна ударилась об нее со всего размаху и оказалась в невидимой темноте. Сколько она там была, сказать сложно. Но время присутствовало и там, девушка ощущала его продолжительность. Неожиданно, в один миг, темнота растворилась, снова превращаясь в сухую, невесомую пыль.
Засыпанная землей Анна, пришла в себя. Она пыталась открыть глаза, но слипшиеся ресницы размыкались тяжело. Свет не резал, не слепил. Сгущающийся сумрак бережно обволакивал растерзанный мир. В голове неустанно гудел колокольный набат. Пытаясь пошевелиться, Анна поняла, что лежит на чем – то мягком и живом. Перевернувшись на спину, она увидела Лешку. Ветер ласково трогал светло русые пряди, присыпанные землей и черным пеплом. Аня протянула руку и тихонько тронула их рукой.
– Леш, ты живой? Леш, очнись, пожалуйста, родненький, очнись! Привстав на колени, и задрав вверх его футболу, девушка приложилась ухом к мужской груди. Сердце стучало глухо, редко, перекликаясь с набатом в голове. Но оно стучало!
– Жив, жив!
– Аня, Аня! – испуганный голос мамы заставил приподняться. Первые несколько секунд голова кружилась как сумасшедшая. Затем стало немного легче. Пошатываясь, Анна приподнялась, сделала несколько шагов, и попыталась крикнуть:
– Мам!
Но голос сорвался в хриплый шепот. Мама была в метрах семидесяти, в стороне. Аня не сразу сориентировалась. Село, затянутое густым слоем пыли, изменилось до неузнаваемости. Соседнего дома не было совсем. Два следующих были без крыш и дымились, как после пожара. Остальные по их порядку были целы, только окна повылетали. А дальше вообще ничего не разобрать, толи пустота в дыму, толи еще что – то осталось.
– Мам, я здесь – на этот раз слабый и дрожащий голос прорезался. Подбежавшая мать замерла на несколько мгновений. Медленно сняла с себя беленький платок, и взмахнув руками, бросилась к дочери.
– Анечка моя, доченька моя, живая! – бережно трогая и покрывая поцелуями лицо, руки и шею, шептала она не переставая.
– Все мам, хватит! Лешку надо до подвала дотащить. Вдруг опять начнется.
– Ох Боже, как же мы его дотащим? Пойдем, я тебя доведу, а потом за ним с тележкой приду.
– Не мам, я посижу, ты иди за тележкой, вместе поедем. Беги быстрее!
Остановив взгляд, Аня непрерывно смотрела,