Barrida на тонком льду. Саша Лонго
Много позже она узнала, что мать умерла внезапно – оторвался тромб. От Киры поначалу это скрывали, говорили, что мама уехала в длительную командировку. Но Кира по общей траурной тональности всех вокруг, горю, которое поселилось в доме, по вдруг ставшему неласковым отцу, по сочувствующим взглядам соседей, которые, украдкой утирая слезу, жалостливо смотрели на нее и покачивали головами, поняла: случилось что-то страшное. Поначалу Кира часто спрашивала о матери и еще очень хорошо помнила ее образ и запах. Особенно руки. Но с каждым годом воспоминания стирались. Образ матери мутнел и проступал, будто сквозь прокопченное стекло. Постепенно он выветривался из Киры, как истаивающий аромат духов из раритетного флакона, украшавшего комод в спальне родителей, последними летучими соединениями, щекотавшими пытливый до запахов нос. Редкие фотографии, которые остались от матери, не делали ее образ ближе, а просто не позволяли забыть его окончательно. Но это разные вещи – одно дело обонять запах в режиме реального времени, другое – вспоминать его, глядя на флакон. Так и Кира с каждым годом чувствовала все большую дистанцию между собой и той, которую когда-то знала как свою мать…
Она любила этот ресторан в центре Москвы. Почему она остановила свой выбор на итальянской кухне в свой персональный день и даже сделала это своей маленькой традицией? Наверно, неслучайно. Ведь Италия всегда ассоциировалась у нее с сибаритством, яркими вкусами, отменным гостеприимством, веселым застольем, особым культом еды, неповторимой расслабленностью южных, согретых ласковым солнцем людей. А еще – несмотря на помпезную роскошь обстановки – семейным духом.
Сдав шубу в гардеробной, она привычно прошла сквозь триумфальную арку холла, увенчанную позолоченными головами львов, и сразу попала в миниатюрную Италию, где все атрибуты интерьера что-нибудь да напоминали. Зеркала в роскошных рамах – водную гладь каналов Венеции. Растительные мотивы ковки, орнаментов, лепнины – пышную средиземноморскую природу. Сливочные тона венецианской штукатурки, напольной плитки, витых колонн, шелковых светильников – романтику и уют венецианских улочек. Она точно знала – в какой бы зал ресторана ее ни посадили, всюду откроется потрясающий вид на богатый, продуманный до мелочей интерьер. Италия принимала ее в свои ласковые объятья, в которых было безопасно и комфортно вспоминать.
– На мое имя был заказан столик.
Этой традиции, которую, кстати, так и не понял муж, – приходить сюда 1 января и укрываться от навязчивого внимания немногочленных родственников, редких подруг и бесчисленных деловых партнеров мужа – было уже десять лет. И весь обслуживающий персонал знал ее в лицо. Это, правда, казалось странным, – когда вся страна гуляла, пытаясь слиться в праздничном экстазе, Кира являлась сюда ежегодно в одно и то же время в три часа дня совершенно одна и проводила за трапезой в гордом и неприступном одиночестве