Во славу Отечества!. Евгений Белогорский
голосу комитетчика и, подхватив избитого офицера, подтащили его к «судье». Что тот хотел выкрикнуть в лицо Покровскому, навсегда осталось тайной, поскольку чернявый осекся, встретившись с пылающим жгучей ненавистью взглядом капитана. Он только продолжал яростно трясти наганом перед лицом офицера.
Не дожидаясь, когда к чернявому вернется дар речи, Покровский стремительно откинулся назад и, изловчившись, со всей силы нанес сапогом удар в живот своего мучителя, отчего тот отлетел в сторону и выронил свое оружие.
Истошный вой огласил привокзальную площадь. Согнувшись пополам, чернявый энергично изливал содержимое своего желудка прямо на свои хромовые сапоги. Солдаты вновь навалились на офицера, который яростно сопротивлялся.
– К стенке его, к стенке! – понеслись громкие голоса разъяренных тыловиков, моментально определяя участь Покровского.
Кирпичи депо больно впились в спину капитана, которого солдаты сначала швырнули к красной стене, а затем отодвинулись назад, хищно клацая затворами винтовок. Толпа жаждущих крови людей развернулась полукругом, выставив вперед стволы винтовок. Избитый Покровский, с трудом удерживая равновесие, гордо вскинул разбитое лицо и выкрикнул:
– Стреляйте, стреляйте, сволочи! Сейчас вы увидите, как погибает русский офицер!
– Я сам, я сам расстреляю этого гада! – пронзительно верещал чернявый, ещё не оправившийся от удара, но стремившийся не опоздать свести счеты со своим обидчиком. – Расступись, братва, я его лично в расход пущу!
Капитан побелел, как полотно, но, крепко сжав кулаки, уперся ненавидящим взглядом в лица стоявших перед ним убийц. Чернявый уже прорвал строй и выскочил вперед, перекосив от боли свой щербатый рот.
– По врагу революции! – прокричал комитетчик, выкидывая вперед трясущуюся от гнева руку с наганом.
Но судьбе не было угодно оборвать жизненную нить капитана Покровского на этой, богом забытой, станции. Откуда-то сбоку из притихшей толпы зрителей раздался громкий, хлесткий револьверный выстрел, от которого голова чернявого моментально разлетелась, словно спелый арбуз, щедро окропляя кровью стоящих вблизи солдат.
Все зрители, словно зачарованные, смотрели, как комитетчик, ещё мгновение назад мнивший себя вторым после Бога, медленно оседал на грязную, заплеванную подсолнечной шелухой землю. Истошно заголосили бабы, и толпа испуганно шарахнулась в сторону от того места, где велась стрельба. Напуганные появлением реальной смерти, остолбеневшие от её вида, тыловики инстинктивно бросились врассыпную, давя и опрокидывая стоявших рядом людей.
Новые пули неизвестного стрелка продолжали косить тех, кого он мгновенно выбирал себе в жертву, с каждым разом сея новый страх и панику в рядах солдат. От столь быстрой смены событий у Покровского предательски одеревенели ноги, и он, обессиленно привалившись к стене, пытался разглядеть своего избавителя.
Им оказался однорукий инвалид, который, вытянув вперед левую руку,